В голубых снегах - страница 9

Ликса по-прежнему молчала, и Росси, подумав, что она боится неприятностей в школе, принялась успокаивать:

— Знаешь, что я тебе скажу: скорее всего, нас никто ни о чем и не спросит. Увидят, что нет никого — ни из поселка, ни с мельницы, — и решат, что все мы просто не добрались до автобусной остановки. Из-за этих заносов… Ну, а если даже и спросят? Тогда мы возьмем и расскажем все как есть. Должны же они нам поверить, что мы это вовсе не ради удовольствия устроили. Неужели не ясно…

Впереди послышались крики. Марийн еще сильнее замахал руками. Справа, в нескольких шагах от него, метнулась спугнутая с лежки косуля.

Кашек бросился за ней. «Стой!» — хотел было крикнуть Йенс, но поздно: теперь и ему самому не оставалось ничего иного, как ринуться следом.

Косуля поскакала к лесу неестественными рывками. В ее движениях не было легкости — при каждом прыжке ей точно мешали путы. Казалось, будто косуля натыкается на невидимую преграду, будто какая-то сила подкашивала ей задние ноги. Что-то тащилось позади, взметая снег. Но разглядеть, что же это такое, было невозможно.

Ликса и Росси видели, как ребята нагоняют косулю. Кашек, работая локтями, несся впереди. Вот он споткнулся о кочку, упал, тут же вскочил на ноги, помчался дальше. Марийн не мог поспеть за ним, зато Йенс вскоре поравнялся с Кашеком. Теперь они бежали рядом. До косули было всего метра полтора, Йенс поднажал еще, рванулся, протягивая руки, попытался в прыжке схватить то, что ей мешало. И в тот же миг вскрикнул от боли. Кашек обогнал его — ну, сейчас он поравняется с косулей. Казалось, исход погони предрешен. Еще бросок — и косуля поймана.

И тут вдруг, непонятно почему, Кашек внезапно остановился, резко нагнулся. Косуля тем временем миновала камыши и вскоре скрылась за лиственницами на опушке.

— Все-таки ребята наши малость того! — изумилась Росси. — Сначала гнались за ней, как бешеные, а когда она почти в руках была, упустили!..

— Нет, Йенс не стал бы зря…

И Ликсу вдруг словно током ударило: ведь Йенс мог пораниться! Она даже не подумала, отчего это Кашек спасовал. Несмотря на усталость, ей хотелось побежать к Йенсу — узнать, что с ним. Но ей было неловко перед Росси, и она сдержалась…

Когда они подошли наконец к Йенсу, тот стоял на коленях в снегу, прижав правую ладонь к губам. Свитер его был закапан кровью — на морозе капельки походили на красные бусинки. Кашек с отчужденным видом расстегнул штормовку, доставая из внутреннего кармана перевязочный пакет. Наверное, Кашеку жалко было его распечатывать — ведь это был своеобразный сувенир, напоминавший о той самой стройке в долине, в сердце далеких Родоп, где работал его отец. На прорезиненной оболочке что-то написано по-болгарски, очевидно правила пользования. Шрифт был совсем такой же, как в учебнике русского языка, по которому они учились в школе.

— Главное — очистить рану, отсосать кровь! — крикнула Йенсу Росси, подойдя ближе. — Доктор Фогельзанг говорит, что на старом железе полно всяких микробов. Так что давай, а то получишь заражение крови. Или даже столбняк!

Йенс послушался. Порез на ладони у него был не пустячный. Йенс отсасывал кровь и сплевывал — снег вокруг него был испещрен розовыми пятнышками.

Кашек разорвал оболочку пакета и вынул бутылочку йода, пропитанный чем-то желтым марлевый тампон, от которого резко пахло больницей, и бинт. Кашек задумчиво оглядел все это, потом обернулся к Ликсе и деловито сказал:

— Действуй, чего ждешь?.. Ты ведь у нас медик.

Ликса, смущаясь, стараясь не смотреть на Йенса, присела на снег возле него. Она принялась за дело, но рукава полушубка мешали ей, и она отвернула их, чтобы ловчей было. Сурово сжала губы. Как будто Йенс посторонний человек. Она работала молча, только раз, когда она залила рану йодом и Йенс вздрогнул, Ликса сделала ему замечание:

— Спокойно, не дергайся, пожалуйста!

Эту манеру вежливой деловитости Ликса переняла у матери. Фрау Куль приходилось управляться с множеством дел. Она принимала больных в поселковой амбулатории, ездила на дом по вызовам на своем тарахтящем мопеде. К этому добавлялась неотложная помощь при всяких чрезвычайных происшествиях: кто-то прищемил себе палец, кто-то рассек бровь. Ей просто некогда было упрашивать пациентов, чтобы они покорно глотали пилюли, не стонали во время перевязки, соблюдали постельный режим, если им предписывал это молодой врач из Пампова. И хотя она была строгой и требовательной, ее любили.