— Давыдова, ты что о себе думаешь? Если я тебя выгнала из класса, это не значит, что ты можешь уходить и с других уроков.
— Это — вам!
Алена достала из-за спины и протянула запечатанный конверт. Марь-Яна взяла письмо, девчонка, громко топая и размахивая сумкой, побежала в класс.
Марь-Яна распечатала письмо. На двойном листе, вырванном из тетради в клеточку, был нарисован кулак. У Марь-Яны от неожиданности дрогнули пальцы. Она подумала, что Алена посылает ей этот кулак, но оказалось, что через нее — Куманину. Это было официальное уведомление о начале военных действий против Валеры Куманина.
Алена вспомнила существующую в этой школе в младших классах традицию. Ее начал искоренять еще старый директор, но так и не искоренил. Девчонки, второклашки и третьеклашки, своеобразно выясняли между собой отношения — на дуэлях.
Алена была заядлой дуэлянткой. Она долю оставалась маленькой, не росла И ее дразнили «лилипуткой». Но всем, кто ее так называл, Алена посылала ультиматум. «Ты презираемая Дылда, — писала она, — я тебе рисую кулак и вызываю на дуэль».
Дуэли происходили под лестницей. Обидчица и обиженная надевали рукавички на правые руки, затем по сигналу секундантов девчонки сходились и ударяли друг друга в лицо. Кто первый плакал, тот проигрывал. Часто такие дуэли заканчивались миром. Но Алена была непримирима, она дралась до своих или чужих слез и всем, кто ее называл «лилипуткой», посылала ультиматумы.
— Какие они еще дети, — сказала Марь-Яна, входя в учительскую.
Марь-Яна решила: Алена, рисуя кулак, играет в детскую игру. Но и тогда и теперь, рисуя кулак, Алена не играла. Конечно, кулак — язык игры. Но Алена и книжки не любила читать, в которых от всех сложностей жизни оставался один язык игры. Под лестницей тоже было не просто. Она шла туда, собрав все душевные силы, чтобы не отступить, не зажмуриться, не заплакать. И тогда, и теперь она все делала всерьез.
На следующей перемене Марь-Яна нашла Алену в коридоре у питьевого бачка.
— Давыдова, ты знаешь, где живет Анна Федоровна?
— Знаю. В сороковом доме.
— Квартира двадцать семь.
— Квартиру я не знаю.
— Я тебе говорю — двадцать семь. Вот ключи.
— Зачем? Вы письмо мое прочли? Я не буду с ним учиться в одной школе. Он не имел права посылать письмо. У него, знаете, что на груди написано? Только никто не видит. Он — хунта.
— Потом про письмо. Потом, Давыдова, поговорим. Сейчас нужно выпустить кошку.
— Кошку? — спросила Алена и, не выдержав серьезного тона, заулыбалась.
— Не улыбайся, я тебя прошу о серьезном деле. Анну Федоровну увезли в больницу. Медсестра занесла ключи, а у меня урок. Кошка второй день под замком, поняла? Хорошо, если там есть мыши, а если мышей нету?
— У меня тоже урок — физика.
— Я скажу, что послала тебя.
— А встреча с журналисткой когда будет?
— Завтра… На завтра перенесли. Вместо литературы будет.
— Только выпустить кошку, да?
Марь-Яна привлекла к себе Алену, обняв за плечо как-то по-мужски, неумело, и тут же отстранила, почти оттолкнула.
— Иди, белая ворона, на голове корона, зовут ее Алена.
Алене было приятно, что Марь-Яна знает ее стихи.
В последние дни снег опять начал таять. Во дворе большого серого дома лежали большие, слежавшиеся серые сугробы.
Подъезд был как все подъезды, в которых собираются по вечерам мальчишки со всего двора. Под лестницей все побеленное пространство над головой — в черных пятнах от сгоревших спичек. А в одном месте кто-то приклеил окурок. Алена оглянулась по сторонам, достала из волос шпильку и процарапала по закопченному спичками потолку под лестницей: «Придурки — не гасите в потолок окурки». После этого быстро взбежала на третий этаж. Тут немного отдышалась, довольная собой, достала ключи. Одно доброе дело сделано. Можно приступать ко второму.
Странно было открывать самой дверь чужой квартиры. Да еще квартиры нелюбимой училки. Алена решила не входить. Повернув два раза ключ в замке, она приоткрыла дверь и негромко позвала кошку:
— Кис! Кис!
В коридоре появилась кошка. Алена распахнула дверь пошире. Кошка осталась на месте. Она была, может быть, и не с лишаями, но Рыба на всякий случай смазала все подозрительные места зеленкой. К тому же кошка была одноглазая и рыжая. В коридоре в настороженной позе стояло фантастическое зелено-рыжее животное. Оно смотрело на Алену большим зеленым глазом, который неистово светился, сужаясь и расширяясь.
