По знаку Бурундая темники сели перед ним ноги под себя. Уже по выражению их лиц можно было судить, как они относятся к своему временному командиру, с которым совсем недавно были, что называется, на равной ноге. Едигей смотрел спокойно-равнодушно, ибо все, что происходило в походах и сражениях считал проявлением воли всесильного духа войны Сульде. И если темника моложе его годами и менее опытного ставили над ним начальником, значит такова воля Сульде, выраженная устами Джихангира. Карачай был напряжен, но смотрел отстраненно, дескать, сегодня тебе повезло, командовать мной, а завтра, может, мне повезет, тобой командовать. И лишь молодой Чайбол своим взглядом источал неприкрытую ненависть: как это тебя сына простого нукера, рожденного от какой-то пленницы, ставят надо мной, потомком древнего и прославленного рода…
– По тем сведениям, что я узнал от орысов-проводников и орысов-пленников, а также от нашей разведки, я нарисовал план местности, где коназ Гюрга собирал свои войска, – Бурундай кивнул на разложенную на кошме харатью с начертанным на ней планом.
Темники воззрились на план, Едигей с интересом, Карачай равнодушно, Чайбол – презрительно.
– Это река? – спросил Едигей, указывая на извилистую линию на плане.
– Да, орысы называют ее Сить. Коназ Гюрга растянул свои тумены вдоль ее берега, и они стоят в деревнях далеко друг от друга. Один тумен стоит в верховьях реки, вот здесь, – Бурундай ткнул своим длинным пальцем в край плана. – Два тумена стоят здесь. Это самые сильные тумены орысов, и во главе их стоит сам Гюрга. Еще один тумен орысов стоит вот здесь, теперь Бурундай указал на устье Сити. – Наш покровитель, великий Сульде, сильнее орысских духов войны, потому что Сульде сумел лишить Гюргу разума. Коназ растянул, рассеял свои силы и они стали как растопыренные пальцы, вместо того чтобы собрать, сжать их в кулак. Потому нам будет нетрудно разбить их по частям… Теперь я хочу знать, что вы об этом думаете? – Бурундай обвел темников пронизывающим взглядом.
Едигей осторожно отмалчивался, продолжая внимательно изучать план. Карачай и Чайбол на план не смотрели, перебивая друг друга, они почти одновременно заговорили:
– Ты хочешь всеми силами ударить сначала на один тумен урусутов, и думаешь остальные будут ждать, когда мы до них доберемся? – Чайбол специально произнес не орысов, как говорили кипчаки, а урусутов, как говорили монголы. – Они уже так напуганы нашими победами, что тут же убегут и спрячутся в лесах, и мы успеем разбить только один их тумен. А остальные и Гюргу мы так не достанем.
– И ты веришь, что пленные орысы, рассказали правду о местонахождении Гюрги и его войска? – это уже скептически спрашивал Карачай.
– Темник Карачай, ты меня плохо слушал, я сказал, что этот план составлен не только по рассказам орысов, но и подтвержден донесениями наших лазутчиков. Потому он верен. Ну, а ты темник Чайбол, если с чем-то не согласен, скажи свое мнение, как лучше вырезать всех орысов и не дать убежать коназу Гюрге, – с металлом в голосе, явно желая поставить строптивых темников на место, произнес Бурундай.
В шатре воцарилось молчание, лишь в дымовом отверстии слышалось негромкое завывание ветра. Выдержав паузу, Бурундай обратился к дотоле молчавшему темнику:
– А ты что скажешь Едигей?
Едигей заерзал, будто его снизу что-то закололо. Не сразу он нашелся что сказать:
– Тебя Джихангир назначил главным над нами, как скажешь, так и исполним.
Как всегда старый темник остался верен себе, его слова носили двоякий смысл, с одной стороны полная покорность, с другой, Едигей отмежевывался от ответственности в случае неудачи. Ему не нужна была слава и связанный с ней риск. Предел его мечтаний – дотянуть на своей высокой должности до конца этого похода, собрать положенную ему добычу, ясырь и вернуться в свое племя меркитов, кочевавшее в низовьях Селенги не презренным полукровкой, а прославленным воином, с которым тамошние найоны уже не побрезгуют сидеть рядом и пить айран. А для этого надо удержаться в темниках во чтобы то ни стало. Если назначили Бурундая главным, пусть он все решает и за все отвечает.
