– До.
А затем на снимки, залитые красным.
– После.
На первой фотографии кто-то словно вывалил на пол ведро сырых бифштексов и куриных костей: куски мяса на ковре, некогда коричневом, а теперь покрытом свежей багряно-черной краской. На следующем снимке крупный план одной из стен; поверхность наполовину покрыта темно-красным, повсюду куски мяса. На третьем виднелась отрубленная смуглая рука в луже крови – пальцы полусогнуты, на ладони пластырь.
Я отвел глаза; внезапно меня прошиб пот. В зеркале снова та же картина – я лицом к лицу с Морганом. Неужели он думает, что я замешан в этом деле? Меня подозревают в совершении преступления? Я запаниковал и уже не мог «читать» полицейского. Он глядел на меня сверху вниз, позволяя тишине сгуститься в воздухе. В конце концов я сломался и нарушил молчание.
– Как это произошло? Бомба? Может, какой-то…
– В любом случае, вряд ли это сделал ты. Возможно, мы столкнулись с чем-то… э-э… находящимся за пределами нашего понимания.
По лицу Моргана снова промелькнул испуг. Теперь я уже четко определял это чувство.
Там есть что-то еще, только спрятано так глубоко, что даже ты не сможешь ничего прочитать.
Дверь открылась, и детектив замолк. В комнату вбежал толстый полицейский-латиноамериканец и что-то шепнул Моргану. Тот удивленно вскинул брови, и вышел из комнаты вслед с толстяком.
За дверью послышался шум, крики и звуки шагов. Минут через десять Морган с выпученными глазами ворвался в комнату.
Нет, нет, нет, нет-нет-нет. Нет. Не говори это…
– Твой друг умер.
* * *
Щелк!
В кассете кончилась пленка, и диктофон выключился. Должно быть, в какой-то момент Арни положил его на стол передо мной, а я и не заметил. Журналист что-то пробурчал, извиняясь, вытащил новую кассету и начал вставлять ее в диктофон. Я взглянул на его блокнот и увидел, что записи обрываются на слове «холокост».
Я отодвинул от себя тарелку с «Воссоединением огненных креветок» – блюдом, состоявшим из куриного мяса, риса и зеленого горошка. Я уже полчаса ковырялся в тарелке, откладывая в сторону курятину. При жизни эта птица страдала, поэтому я не мог заставить себя есть ее мясо. Кроме того, с рождения до смерти курицу с головы до ног покрывало дерьмо.
– А звонок в кафе «У Денни» указан в счете за мобильник?
– Что? Извините, я не понял.
– Ваш друг позвонил, когда вы были в кафе «У Денни»; при этом он сидел напротив вас, без телефона. Этот звонок указан в счете за мобильник?
– Мне и в голову не пришло проверять.
Официантка, проплывавшая мимо столика, забрала мою тарелку и оставила мне печенье с предсказанием и счет. Арни она проигнорировала. Я взял печенье и попытался сосредоточить на нем внимание и «увидеть» текст. Не вышло.
Арни почесал в затылке; его брови, словно вязальные спицы, вопросительно задвигались.
– Значит, это черное вещество, «соевый соус» – наркотик?
– Об этом мы еще поговорим.
– Он делает людей умнее? Позволяет читать мысли и тому подобное?
– Не совсем. Кажется, он усиливает ощущения. Точно не знаю. Когда вы под «соусом», это как будто ваш радиоприемник подключили к антеннам программы по поиску внеземных цивилизаций, SETI: вы принимаете сигналы отовсюду, видите то, что не должны были видеть. Но вряд ли «соус» поможет вам заполнить налоговую декларацию.
– И он у вас остался? – Арни бросил взгляд на серебряный контейнер.
– Это мы тоже обсудим.
– Вы приняли наркотик, да? Именно поэтому у вас получился… э-э… фокус с монетами, сном и всем прочим?
– Да, сегодня я принял немного «соуса». Впрочем, он уже выветривается.
– Значит, его эффект длится недолго.
– Недолго длятся побочные эффекты. Основные, наверное, останутся со мной до конца жизни.
А может, и дольше.
Арни почесал лоб.
– Значит, эти подростки передознулись на рейве? В прошлом году подобный сюжет показывали на «Си-эн-эн». Дети съели отравленное «экстази» или что-то в этом роде. Так вы…
– До сих пор не понимаю, с какой стати журналисты обозвали вечеринку «рейвом»: ни тебе музыки «техно», ни танцев, ни виниловых штанов – и уж точно никакого рейва. Хорошенький рейв, черт побери! Это одно из тех слов, которыми пенсионеров пугают.
