— Вы, месье Ругье, самый настоящий дьявол, — игриво проговорила Айрис, наклоняясь к нему через пространство, разделяющее сиденья кареты, и слегка похлопывая по бедру.
Кларисса с отвращением наблюдала, как Джеймс в ответ ослепительно улыбнулся, чтобы соответствовать такой характеристике. Наступила глубокая ночь, и в карете было темно, но она отвернулась к окну, чтобы не видеть своих компаньонов.
Они проехали зеленые верещатники и, судя по всему, въехали в Лондон. Мягкая, в выбоинах, дорога сменилась вымощенной булыжниками. Свет от фонаря позволял различать смутные очертания зданий и карет, но в темноте Клариссе не нужно было скрывать своего отношения к происходящему.
Странно, но у нее появилось знакомое чувство. Она не знала, чего ожидать от Джеймса после их… Она не знала, что и думать о том, что произошло между ними. То, что начиналось как сладчайшее физическое воссоединение, закончилось так, словно было всего лишь ошибкой.
Колесо попало в выбоину на дороге, и карета слегка наклонилась, отчего нога Клариссы прижалась к ноге Джеймса. Она отодвинулась к стенке — ее словно обожгло — и украдкой бросила взгляд на Джеймса. Он был погружен в беседу с Айрис, в красках расписывая все, что ее может ожидать этой ночью.
Прикосновение прошло незамеченным. Во всяком случае, Джеймс его не заметил. Так что он забудет и то, что произошло ночью. А сначала он был таким нежным, таким заботливым. Он открывал свое сердце прикосновениями, свои чувства — скупыми словами, в которых звучала любовь. Но в тот самый миг, когда обнаружилось непонимание, он отдалился от нее и превратился в того человека, которого она встретила в Париже.
Перед отъездом на бал у них состоялся короткий разговор. Джеймс объяснил Клариссе, что будет происходить, и, что еще важнее, как им вести себя, чтобы им не пришлось сожалеть о своем поступке. Холодным, отстраненным тоном Джеймс подчеркнул, что решения будет принимать только он, возражать нет смысла — она должна безоговорочно подчиняться.
Кучер оживился — впереди на его пути оказалась повозка, замысловатые проклятия, которые он употребил, чтобы заставить встречного поскорее убраться с дороги, заставили Айрис захихикать.
— В самом деле, месье Сен-Мишель, — возбужденно сказала Айрис, — разве это не восхитительно? Среди ночи спешить по улицам Лондона на самое декадентское действо?
Джеймс добродушно хлопнул по бедру Клариссы.
— Вы не согласны, Сен-Мишель? — Он надавил на бедро, потом убрал руку. — О, боюсь, я на миг забылся. Пожалуйста, pardonnez-moi[10], месье.
Кларисса потерла место, где только что была рука Джеймса, кожа там горела.
— Уверяю вас, Ругье, я как-то не думал об этом, — ответила она, зная, что плохо скрывает раздражение.
— Послушайте, вы оба, — настаивала Айрис. — Разве вся прелесть посещения таких мест не в том, чтобы забыться и позволить себе лишнее?
Кларисса надеялась, что сам факт посещения бала поклонников Киприды покажется Айрис достаточно скандальным и удовлетворит ее потребность в сильных ощущениях. Она начинала думать, что ошиблась, и этим страхом поделилась с Джеймсом еще до отъезда. Он выслушал ее с явным невниманием и уверил, что готов к любому развитию событий. На «Монахов» работает не он один, и это, по его мнению, должно было умерить ее беспокойство.
Кларисса только кивнула Айрис и невыразительно произнесла «oui», после чего снова отвернулась к окну. Мысль о присутствии других агентов не слишком утешила ее. У нее не было иллюзий насчет, возможности побега. Даже если она сможет ускользнуть от Джеймса, куда ей идти? Кто в состоянии помочь ей, преследуемой могущественными «монахами»? А мать, которая осталась во Франции? Клариссе ничего не оставаясь, как продолжить эту игру.
Карета замедлила ход, вдруг стало светло — это горели укрепленные на стенах здания многочисленные факелы. Кларисса слышала, как Джеймс что-то шепнул Айрис, а она отвечала знакомым хихиканьем.
