Милосердый Боже! чахоточная танцовала на сценѣ! Апплодировали той, которая съ каждымъ шагомъ приближается къ вѣрной смерти… Такъ вотъ что означали таинственныя упражненія въ танцахъ и новые костюмы! Вотъ почему такая лихорадочная поспѣшность при выходѣ изъ дома, ей надо было поспѣть къ назначенному дебюту!.. Да, она права, ея золовка была непростительно „наивна и безпечна“, она оказалась плохой надзирательницей за довѣренной ей коварной молодой женщиной, отъ которой умирающій мужъ, какъ видно, опасался такой продѣлки и притомъ не имѣлъ мужества откровенно высказать сестрѣ свое опасеніе…
Итакъ, это случилось, несмотря на всѣ его распоряженія, — птичка улетѣла и носилась въ той сферѣ, гдѣ съ каждымъ ударомъ крыльевъ вдыхала смертельный ядъ! Донна Мерседесъ вскочила, — нужно тотчасъ же вернуть ее назадъ!.. Ей не оставалось другого выбора, какъ самой отправиться въ Берлинъ и не допустить ее до вторичнаго выступленія… Снова овладѣвъ своей энергіей и хладнокровіемъ она отдала приказанія, какъ можно скорѣе приготовить все къ отъѣзду. Но она должна была объявить объ этомъ рѣшеніи хозяину дома, она должна была просить его позаботиться о дѣтяхъ во время ея отсутствія.
Кровь бросилась ей въ лицо — она стояла передъ тяжелой дилеммой. Какъ она это объявитъ ему, котораго не видала болѣе съ того вечера? Для продолжительнаго письменнаго сообщенія не оставалось времени; также не могла она требовать, чтобы онъ пришелъ для разговора съ ней въ ея покои, доступъ въ которые она такъ рѣзко воспретила ему, — она боялась и совершенно справедливо, что онъ откажется придти… Онъ совершенно удалился отъ нея. Она хорошо знала, что онъ каждый день видался съ докторами, лѣчившими Іозе, и Анхенъ должна была сообщать ему свѣдѣнія о его состояніи ежедневно утромъ и вечеромъ; маленькая Паула въ его мастерской чувствовала себя болѣе дома, чѣмъ въ салонѣ, онъ попрежнему былъ заботливымъ и любящимъ покровителемъ дѣтей Люціана, — но сестра его друга для него, казалось, не существовала болѣе. Даже бѣгство Люсили не могло вызвать ни малѣйшаго признака прежняго участія.
Въ ней происходила тяжелая борьба; наконецъ она сунула письмо Люсили въ карманъ и отправилась въ мастерскую.
Былъ четвертый часъ пополудни. Стекла зимняго сада сверкали отъ солнечныхъ лучей на встрѣчу Мерседесъ, все болѣе и болѣе замедлявшей шаги. Когда она вышла изъ платановой аллеи, теплый ароматичный воздухъ, пахнувшiй на нее оттуда, захватилъ ей дыханіе.
Она страстно желала, чтобы баронъ Шиллингъ замѣтилъ ее и рыцарски пришелъ бы ей на помощь на ея тяжеломъ пути; но ни одна дверь не отворилась, несмотря на то, что Пиратъ, почуявшій приближеніе своей хозяйки, метался въ своемъ убѣжищѣ, какъ бѣшеный.
Тихо отворила она дверь зимняго сада и, задыхаясь отъ сильнаго сердцебіенія, ступила на прохладный асфальтовый полъ, тамъ и сямъ выступавшій изъ роскошной зелени. Первое, что она увидѣла, заставило ее сильно покраснѣть — это была группа глоксиній, блестѣвшихъ яркими красками. Цвѣты, которые она недавно отвергла съ убійственной холодностью, можетъ быть, первые распустившіеся, были сорваны отсюда. Даже эти маленькіе колокольчики съ унизительной ясностью говорили гордой женщинѣ, что ея появленіе здѣсь шагъ къ искупленію.
Она отвернулась отъ нихъ, гордо выпрямилась и направилась ко входу въ мастерскую. Она нарочно ступала громко и довольно сильно шумѣла своимъ шелковымъ платьемъ, чтобы можно было слышать ея приходъ, но журчаніе фонтановъ заглушало шумъ.
Стеклянная дверь была открыта, но тяжелый бархатный занавѣсъ задернутъ. Черезъ щель, образовавшуюся между складками, донна Мерседесъ увидѣла барона Шиллингъ, стоявшаго около мольберта, онъ держалъ въ рукѣ кисть и отступивъ на нѣсколько шаговъ отъ картины, устремилъ на нее испытующій взглядъ. Свѣтъ, падавшій сверху и рѣзко обозначавшій всѣ неправильности его лица, не красилъ его, но, несмотря на неправильныя черты и рѣзкій нѣмецкій типъ, это была замѣчательная голова, и здѣсь на мѣстѣ своего творчества она буквально поражала.
Онъ былъ углубленъ въ свое дѣло, и донна Мерседесъ боялась громкимъ словомъ нарушить окружавшую его тишину. Но въ эту минуту на галлерею вошелъ камердинеръ Робертъ изъ-за гобеленовой портьеры; онъ спустился съ витой лѣстницы съ чемоданомъ въ рукахъ. Спускаясь, онъ взглянулъ на полузакрытую дверь зимняго сада и увидалъ Мерседесъ, но отвернулся и сдѣлалъ видъ, что не замѣтилъ ея.
