Сильный запахъ лука и чеснока несся изъ-за изгороди, а тамъ, гдѣ стояла Мерседесъ, пучками висѣли между листвой мелкія кислыя уже зрѣющія вишни, невысокое деревцо протянуло свои вѣтви черезъ изгородь къ полуденному солнцу, — лучшіе сорта плодовыхъ деревьевъ, казалось, не воздѣлывались по ту сторону.
Какой-то пронзительный звукъ нарушилъ тишину, царившую также и по ту сторону изгороди, отворилась и затворилась калитка на заржавѣвшихъ петляхъ. Послышались твердые шаги по песчаной дорожкѣ; они медленно направлялись по прямой линіи и вдругъ свернули на мягкую почву по направленію къ изгороди.
Донна Мерседесъ отступила подъ вліяніемъ какого-то страннаго чувства, какъ будто бы шедшая по ту сторону должна была переступить черезъ изгородь и приблизиться къ ней… Она направилась къ липамъ у пруда, но прежде чѣмъ она ступила на дорожку, ведущую къ аллеѣ, она невольно обернулась назадъ, какъ бы притягиваемая какой-то магнетической силой: это были два сверкающіе глаза, устремленные на нее черезъ изгородь…
Ей знакома была эта голова съ діадемой изъ волосъ съ блѣднымъ восковымъ лицомъ и узкими тонкими губами, которыя однажды вечеромъ произнесли съ такимъ горемъ: «онъ умеръ»… У нея сердце замерло отъ удивленія. Теперь она знала, что означали таинственныя ночныя явленія въ галлерѣе, — это была неумолимая женщина, съ жестокой суровостью и упрямствомъ оттолкнувшая отъ себя сына и мужа и прогнавшая ихъ за океанъ искать себѣ новаго отечества. Все еще прекрасная, походившая на статую женщина эта была предшественницей гордой испанки, первой женой маіора Люціана. Оба они ужъ покоились въ землѣ, а она, такъ самовольно распорядившаяся ихъ судьбой, причинившая имъ столько горя сильная здоровая женщина, пережила ихъ — она жила и страдала. Да, она страдала, это доказывало ея почти окаменѣвшее отъ горя лицо. Пришла Немезида и коснулась этой совѣсти, кто знаетъ, какъ давно уже. И въ потрясенную душу закралось новое чувство; до сихъ поръ можетъ быть она только догадывалась о немъ, теперь же была увѣрена въ этомъ, чувство къ невинному бѣлокурому ребенку, такъ походившему на ея отвергнутаго сына, — любовь бабушки оказалась сильнѣе гнѣва матери.
Донна Мерседесъ пошла къ ней, и та на этотъ разъ не уклонилась отъ нея. Она должно быть стояла на скамьѣ, потому что съ земли нельзя было ничего видѣть черезъ высокую изгородь. Обѣими руками раздвинула она разросшіяся вѣтви кустарников; видно было ея широкія плечи и ея все еще изящный бюстъ. Она стояла неподвижно — съ начала болѣзни Іозе она стояла такъ ежедневно, чтобы получить отъ кого-нибудь изъ сосѣдней прислуги извѣстія о ребенкѣ, съ которымъ такъ дурно поступилъ въ ея домѣ наслѣдникъ монастырскаго помѣстья, и который вслѣдствіе этого опасно заболѣлъ.
— Дитя… — начала она и тотчасъ же замолчала, точно испугавшись звуковъ собственнаго голоса, которые много, много лѣтъ спустя снова раздавались въ сосѣднихъ владѣніяхъ.
Молодая женщина стояла молча на мѣстѣ, ожидая, что будетъ. Она стояла такъ близко къ этой женщинѣ, что несмотря на сумерки могла разсмотрѣть каждую черту ея лица; и теперь она поняла, что отецъ и сынъ, люди мечтательные и съ горячимъ сердцемъ должны были подчиниться ея власти. На ея высокомъ челѣ лежалъ отпечатокъ деспотизма и желѣзной воли, донна Мерседесъ теперь сама была свидѣтельницей, какъ въ душѣ этой женщины боролись за первенство упрямство и благородное, горячее, быстро развивающееся чувство.
— Я бы хотѣла знать, что малютка… — начала она снова нетвердымъ голосомъ, не слыша отъ молодой женщины ни одного ободряющаго слова…
— Іозе Люціанъ, хотите вы сказать, — твердо и повидимому совершенно спокойно промолвила донна Мерседесъ, хотя сердце у нея билось такъ сильно, что біеніе его, казалось ей, можно было слышать. Съ восклицаніемъ ужаса женщина отступила назадъ; кусты съ шумомъ сомкнулись за ней, и донна Мерседесъ боялась, не упала ли она вмѣстѣ со скамейкой, но вслѣдъ за тѣмъ, сильныя бѣлыя руки снова раздвинули чащу и блѣдное лицо появилось опять, но теперь выраженіе его было сурово.
— Развѣ я спрашивала объ имени? — сказала она мрачно и нелюбезно. — Какое мнѣ до него дѣло. Зачѣмъ мнѣ знать, какъ зовутъ чужихъ дѣтей, которыхъ нашъ необузданный мальчишка приводитъ къ намъ въ домъ. — Эта женщина въ раздраженіи на свою слабость, сама вонзила себѣ ножъ въ сердце этими ледяными словами. — Я хотѣла только знать, можно ли спасти жизнь мальчика, и спрашивала только объ этомъ. Маленькій сынъ моего брата…
