Съ тѣхъ поръ прошло больше трехъ мѣсяцевъ.
Никогда еще Кети не занималась такъ усердно музыкою, какъ въ это время; кромѣ того, она съ жаромъ принялась за науки и съ такимъ рвеніемъ просиживала цѣлые часы за книгами, точно готовилась къ какому нибудь трудному экзамену; а, между тѣмъ, молодая дѣвушка просто надѣялась, что найдетъ забвеніе въ усиленномъ трудѣ и неусыпной дѣятельности.
Каждую недѣлю она аккуратно получала подробное письмо отъ Генріэтты, и эти дорогіе листики сообщали Кети все, что происходило въ виллѣ со дня ея отъѣзда. Теперь она узнала, что президентша вновь ожила, но командуетъ въ домѣ деспотичнѣе, чѣмъ когда либо. Эта важная дама, по словамъ Генріэтты, выхваляла Кети до небесъ, за ея „тактичный поступокъ и твердый характеръ“, при чемъ Флора насмѣшливо пожимала плечами и съ ѣдкою ироніею говорила о глупыхъ, ребяческихъ выходкахъ младшей сестры. Совѣтникъ же нѣсколько дней сердился на Флору за ея непрошенное вмѣшательство. Въ тотъ моментъ, когда Генріэтта, отозвавъ его въ уединенную гостинную, сказала ему обо всемъ случившемся, онъ поблѣднѣлъ отъ испуга и злости и, только благодаря присутствію гостей, не вышло сильной семейной сцены, тѣмъ болѣе, что и Флора была въ тотъ вечеръ въ сильномъ раздраженіи, такъ какъ ея женихъ, извинясь обязанностями службы, не явился на вечеръ.
Вскорѣ послѣ того, совѣтникъ писалъ Кети и обѣщалъ пріѣхать въ Дрезденъ въ Іюнѣ „для переговоровъ“; однако письма Генріэтты сообщали, что Морицъ большую часть времени проводитъ въ Берлинѣ и что онъ ужасно заваленъ дѣлами. Такимъ образомъ обѣщанный визитъ не состоялся, а только изрѣдка на имя Кети приходили короткія, дѣловыя письма отъ опекуна, впрочемъ послѣдняя денежная посылка была послана, – ко всеобщему удивленію, – бухгалтеромъ.
Кети вздохнула свободнѣе; непріятное свиданіе, котораго она такъ боялась, было безъ сомнѣнія устранено. По всей вѣроятности, опекунъ понялъ, что ему не на что надѣяться и благоразумнымъ образомъ прекратилъ свои дальнѣйшія притязанія. Теперь Кети снова могла возвратиться въ виллу къ больной сестрѣ, но этому энергично воспротивилась заботливая докторша, такъ какъ по ея мнѣнію, молодая дѣвушка очень измѣнилась и утратила свою веселость и свѣжій цвѣтъ лица во время первой поѣздки въ виллу Баумгартеновъ. Къ тому-же баронесса Штейнеръ пріѣхала въ виллу со всѣмъ своимъ штатомъ и такъ широко расположилась, что въ бель-этажѣ не оставалось ни одного свободнаго уголка.
Кети тоже нервно содрогалась при мысли вернуться въ виллу, прежде чѣмъ Флора не переселится въ Л*. Она хорошо чувствовала, что не въ силахъ была-бы долго сохранять наружное спокойствіе и хлоднокровіе. Ей уже и въ Дрезденѣ не мало стоило труда, что бы не выказать всю потерю своего внутренняго спокойствія; она сильно боролась противъ сладостнаго непреодолимаго чувства, которое люди называютъ грѣхомъ. Вѣдь Генріэтта еще не звала ее, хотя въ каждомъ письмѣ жаловалась на одиночество, и говорила, что только благодаря заботамъ доброй тетушки Діаконусъ, она осталась жива эти мѣсяцы. Во всѣхъ письмахъ больной сестры главныя роли играли два человѣка: докторъ и тетушка. Все что происходило въ уютномъ домикѣ возлѣ рѣчки, передавалось въ мельчайшихъ подробностяхъ, даже самыя незначительныя новости разсказывались, какъ будто то были замѣчательныя событія и въ этихъ мѣстахъ письмо Генріэтты дышало жизнью и веселостью, – въ остальномъ-же оно было мрачно и скучно, а иногда нѣкоторые листки казались еще влажными отъ слезъ.
Объ интимныхъ отношеніяхъ обрученныхъ, Генріэтта не говорила ни слова, но жаловалась на доктора, который теперь вслѣдствіе своей громадной практики, сдѣлался неузнаваемъ, только съ своими паціентами онъ былъ кротокъ и разговорчивъ, въ обществѣ-же раздражителенъ, молчаливъ и мраченъ. Кромѣ того всѣ единогласно замѣчали, что онъ сильно измѣнился по наружности, похудѣлъ и значительно поблѣднѣлъ.
Между тѣмъ время шло, и срокъ, назначенный для свадьбы, приближался. Флора не сочла нужнымъ пригласить младшую сестру изъ Дрездена; по словамъ Генріэтты, прекрасная невѣста не успѣваетъ отдыхать отъ шумныхъ празднествъ и баловъ и голова ея совсѣмъ закружилась отъ различныхъ приготовленій къ предстоящей свадьбѣ. Къ тому же Флора по прежнему продолжала капризничать и къ великому отчаянію поставщиковъ, постоянно перемѣняла различные заказы, непремѣнно требуя чтобы они были окончены къ извѣстному сроку. Генріэтта находилась въ неописанномъ волненіи и не переставала повторять, что ужасно тяготится всѣми этими свадебными треволненіями. Тетушка Діаконусъ тоже не была въ состояніи поддерживать ее въ „эти ужасные дни“, такъ какъ сама тоскуетъ и часто бываетъ разстроена въ виду предстоящей разлуки. Подобныя жалобы усиливались съ каждымъ письмомъ, пока однажды, вечеромъ, за недѣлю до свадьбы пришла, на имя Кети телеграмма слѣдующаго содержанія:
