– Я тебя всегда считалъ за умную и дальновидную женщину, дорогая тетя, но въ этомъ случаѣ зоркій взглядъ окончательно измѣнилъ тебѣ, – сказалъ онъ, переставъ смѣяться. – Я, конечно, не стану опровергать твое мнѣніе, но попрошу тебя объ одномъ: что-бы наша жизнь здѣсь до моего отъѣзда, была такою-же, какъ въ прошлое время, то есть, вполнѣ уединенною. Прежде ты чувствовала себя весьма довольною и безъ общества молодыхъ дамъ, постарайся-же и эти нѣсколько мѣсяцевъ прожить въ безмятежномъ одиночествѣ. Я не желаю видѣть здѣсь посторонняго лица.
– Значитъ, и Кети?
Молодая дѣвушка слышала, какъ докторъ нетерпѣливо переступалъ съ ноги на ногу.
– Тетя, не принуждай меня насильно ее видѣть, – вскричалъ онъ, и его голосъ едва можно было узнать.
– Боже меня сохрани! – все будетъ сдѣлано по твоему желанію, Лео! – поспѣшила сказать старушка, не стараясь, впрочемъ, скрывать своего сожалѣнія. – Я постараюсь, какъ можно осторожнѣе, сказать ей это, чтобы не обидѣть ее. – Но, Боже мой, какъ ты взволнованъ, Лео: твои глаза горятъ лихорадочнымъ блескомъ! Ты, вѣрно, боленъ. Ты слишкомъ жертвуешь собою для своихъ паціентовъ. По крайней мѣрѣ, здѣсь ты будешь отдыхать отъ всѣхъ тревогъ и заботъ; объ этомъ я постараюсь! А теперь позволь мнѣ приготовить тебѣ стаканъ лимонаду.
Онъ поблагодарилъ и простился съ нею.
Кети слышала, какъ тетушка прошла въ кухню, вѣрно, для того, чтобы позаботиться объ ужинѣ; между тѣмъ въ дверяхъ показался докторъ.
Возлѣ самой лѣстницы молодая дѣвушка плотно прижалась къ стѣнѣ; лицо ея было смертельно блѣдно, губы крѣпко сжаты, а глаза безцѣльно устремлены вдаль.
Брукъ испугался, съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее и остановился.
– Кети! – позвалъ онъ ее тихонько и боязливо, точно боялся разбудить ее, какъ лунатика.
Дѣвушка гордо выпрямилась и отошла на нѣсколько шаговъ.
– Что вамъ угодно, г-нъ докторъ? – спросила она, бросивъ сверкающій взглядъ на Брука.
Онъ покраснѣлъ до корня волосъ и подошелъ къ ней ближе.
– Вы слышали? – спросилъ онъ робкимъ голосомъ, и каждая черта его лица выражала лихорадочное напряженіе.
– Да, – прервала она его, горько улыбаясь, – каждое слово. Вы отлично дѣлаете, что изгоняете изъ вашего дома всѣхъ постороннихъ, когда даже и у стѣнъ есть уши.
Съ этими словами, Кети еще отошла на нѣсколько шаговъ отъ дому, точно боялась его близости. Брукъ между тѣмъ успѣлъ овладѣть собою; онъ бросилъ свою шляпу на садовый столикъ и выпрямился, вздохнувъ свободнѣе; румянецъ его исчезъ, и онъ казался довольнымъ, что случай явился къ нему на помощь и придалъ дѣлу такой оборотъ.
– Я вовсе не боялся, что меня въ домѣ подслушиваютъ: этотъ мирный уголокъ не имѣетъ секретовъ; а что должно оставаться скрытымъ въ глубинѣ сердца, о томъ не говорится и между такими стѣнами, гдѣ нѣтъ ушей, – сказалъ онъ серьезно и спокойно.
– Вы сами сказали, что слышали каждое слово, и потому знаете, что только желаніе имѣть минуты полнаго отдыха заставило меня требовать безусловной тишины и спокойствія. Теперь я не въ силахъ защищать своего грубаго эгоизма. – Вы еще не дошли до того убѣжденія, что есть натуры, которымъ надо бѣжать даже отъ своихъ мыслей и любимыхъ образовъ; но, можетъ быть, вы легче поймете мученія раздраженнаго человѣка, который стремится на отдыхъ къ своему родному крову и именно тамъ встрѣчаетъ то, отъ чего онъ бѣжалъ.
Она пристально посмотрѣла на него выразительными глазами и убѣдилась въ искренности его словъ, потому что на лицѣ его можно было прочесть тѣ мученія, о которыхъ онъ говорилъ; глаза его странно блуждали, а мертвенная блѣдность покрывала его правильныя черты.
Но отъ кого-же онъ бѣжалъ? Къ малюткамъ это не могло относиться; – значитъ, она не ошиблась: она сдѣлалась ему тягостною и невыносимою! Онъ не хотѣлъ встрѣчать ее въ своемъ домѣ, и веселая дѣтская компанія была потому устранена изъ дому, чтобы лишить ее возможности часто посѣщать добрую тетушку. Это убѣжденіе придало ея милому личику выраженіе холодной недовѣрчивости.
– Вы нисколько не обязаны объяснять причину вашихъ строгихъ распоряженій – вы здѣсь хозяинъ, и этого довольно, – возразила она сухо. – Но какое сильное расположеніе вы должны питать къ баронессѣ Штейнеръ, что жертвуете ей вашимъ дорогимъ спокойствіемъ и предлагаете помѣстить у себя ея избалованнаго внука и капризную гувернантку!
