Поведеніе Кети и ея частыя сношенія съ маленькимъ домикомъ, сильно раздражали и сердили Флору; но зная, какъ „старуха“ любила эту здоровую дѣвушку съ плебейскимъ румянцомъ во всю щеку и считала ее за совершенство, она сочла за лучшее молчать.
Гордая невѣста ежедневно посѣщала маленькій домикъ, она купила себѣ цѣлую дюжину бѣлыхъ, вышитыхъ передниковъ, безъ которыхъ никогда не показывалась на глаза старой тетушкѣ. Флора употребляла всѣ старанія, чтобы ей понравиться, и подвергала свое нѣжное личико пылающему огню очага, что-бы научиться печь блины; много разспрашивала о соленьи и маринованіи фруктовъ, и часто брала пылающій утюгъ, что-бъ выгладить нѣсколько носовыхъ платковъ. Но всѣ ея старанія не имѣли желаемаго успѣха. Тетушка по прежнему оставалась вѣжливой и холодно сдержанной каждый разъ, какъ ей приходилось оставаться вмѣстѣ съ Флорою.
Казалось, будто она чувствовала, какъ прекрасная невѣста, входя въ свою уборную послѣ продолжительнаго визита въ маленькомъ домикѣ, съ сердцемъ срывала съ себя передникъ, бросала его въ уголъ и потомъ, что-бъ отдохнуть отъ подобныхъ усилій, садилась въ экипажъ и ѣхала къ сосѣдямъ, зависть которыхъ всегда приводила Флору въ хорошее расположеніе духа.
Внезапный переворотъ въ карьерѣ Брука все еще считался какимъ-то чудомъ. Городскіе жители никакъ не могли свыкнуться съ мыслью, что всѣми осмѣянный, ничтожный молодой врачъ возведенъ былъ въ чинъ придворнаго совѣтника и сталъ лейбъ-медикомъ герцога. Теперь онъ вдругъ выросъ въ глазахъ публики и такъ какъ своимъ переселеніемъ въ Л* становился въ будущемъ недосягаемымъ, то каждый страждущій торопился посовѣтоваться съ нимъ и тѣмъ спастись отъ недуга.
Такимъ образомъ Брукъ съ утра и до вечера былъ заваленъ практикою. Его начатая брошюра оставалась нетронутою на письменномъ столѣ; онъ ночевалъ въ своей городской квартирѣ, ѣлъ на скорую руку въ гостинницѣ, на отрѣзъ отказавшись отъ обѣдовъ въ домѣ совѣтника, и долженъ былъ, по его выраженію, воровать время у своихъ паціентовъ для короткихъ визитовъ въ виллу и къ дорогой тетушкѣ Діаконусъ.
Кети видѣлась съ нимъ весьма рѣдко и потому удивилась сильной перемѣнѣ въ его наружности, что впрочемъ приписала его усидчивымъ занятіямъ. Онъ былъ блѣденъ, казался усталымъ и его задумчивое, кроткое лицо носило отпечатокъ грусти и скрытности.
Съ Кети онъ почти не говорилъ съ тѣхъ поръ, какъ она застала его въ сѣняхъ въ объятіяхъ Флоры, какъ будто онъ все еще продолжалъ сердиться на нее за ея тогдашнее нецеремонное вторженіе. Замѣтивъ холодное, недружелюбное обращеніе доктора, Кети тоже старалась по возможности избѣгать его.
Напротивъ того, его отношенія къ Флорѣ ни на волосъ не измѣнились: онъ былъ такимъ-же холоднымъ, сдержаннымъ женихомъ, какъ въ тотъ день, когда Кети увидѣла обрученныхъ въ первый разъ. Такъ что бывали минуты, когда молодой дѣвушкѣ приходило въ голову, что возмутительная сцена въ домѣ тетушки была только произведеніемъ ея пылкой фантазіи, или, можетъ быть, Брукъ забылъ о ней и не желалъ болѣе вспоминать о минувшихъ тяжелыхъ мннутахъ!
Пожалуй, Флора ждала, что послѣ того, какъ она соизволила просить прощенія и во всемъ раскаялась, прежнія интимныя отношенія снова должны были возстановиться.
Не долженъ-ли былъ онъ испытывать безграничное счастіе при одной мысли, что скоро будетъ называть ее своею неотъемлемою собственностью.
Быть можетъ, онъ глубоко скрывалъ свое счастіе и не желалъ его показывать, думала Флора; дѣйствительно, Брукъ не изъ такихъ людей, что-бъ скоро помириться съ нею.
А въ сентябрѣ, послѣ свадьбы, все должно будетъ само собою измѣниться.
Вскорѣ наступило двадцатое мая, день рожденія Флоры. На всѣхъ столахъ ея комнаты были симметрично разставлены душистые букеты, присланные ея внимательными подругами; а самый большой изъ всѣхъ букетовъ былъ подарокъ самой герцогини, желавшей съ своей стороны поздравить невѣсту придворнаго совѣтника.
Да, это былъ день настоящаго торжества для Флоры; теперь она снова убѣдилась, что она въ самомъ дѣлѣ любимица боговъ, рожденная для избраннаго жизненнаго поприща.
А между тѣмъ на лицѣ ея все таки лежала легкая тѣнь и брови ея поминутно хмурились отъ нетерпѣнія и досады. На столѣ, между подарками бабушки и сестеръ, стояли хорошенькіе черные, мраморные часы. Брукъ прислалъ ихъ рано утромъ въ виллу и въ своемъ поздравительномъ письмѣ очень извинялся, что не можетъ явиться къ обѣду, такъ какъ ему невозможно оставить одного опасно-больнаго паціента.
