За то Кети часто бесѣдовала съ тетушкой Діаконусъ и видѣлась съ нею чаще всего на мельницѣ, куда добрая старушка приходила навѣщать больную Сусанну; она приносила ей супы и компоты и часто по цѣлымъ часамъ сидѣла въ угловой комнатѣ, выслушивая жалобы Сусанны на свою все еще сильную слабость.
Тетушка тоже съ удовольствіемъ разсказывала про свою молодость, про своего покойнаго мужа, про тѣ тяжелыя минуты, когда она послѣ смерти родителей Лео, взяла къ себѣ восьмилѣтняго мальчика, который теперь сдѣлался отрадою и счастіемъ ея жизни.
Когда-же тетушка собиралась домой, Кети провожала ее вдоль рѣки до самаго моста, такъ что глядя со стороны можно было подумать, что эти два существа тѣсно связаны другъ съ другомъ и никогда не должны разставаться. Вечера были еще очень холодные и изъ за густаго лѣса поднимался густой туманъ, покрывавшій сыростью платья гуляющихъ; съ какимъ наслажденіемъ входили онѣ тогда въ темный уютный домикъ, изъ оконъ котораго виднѣлся зеленоватый свѣтъ горящей лампы! Войдя въ домъ, тетушка запирала окно ставнею, усаживалась въ большое кресло возлѣ крупнаго стола и съ вязаніемъ въ рукахъ поджидала, когда докторъ окончитъ свою работу.
Старая тетушка часто разсказывала своему молодому другу про эти тихіе, счастливые вечера и нерѣдко останавливалась съ Кети посреди моста, съ любовью смотря на свое скромное жилище, и указывая на окно, за которымъ виднѣлась темная, мужская голова, склоненная надъ рабочимъ столомъ.
Заслышавъ шаги на дворѣ и лай цѣпной собаки, докторъ тотчасъ-же растворялъ окно и спрашивалъ: – Это ты, тетя? – При этихъ словахъ Кети торопливо прощалась съ тетушкою и не оглядываясь бѣжала по пустынной аллеѣ, сама не зная почему избѣгала встрѣчи съ Брукомъ.
***
На седьмой день послѣ отъѣзда коммерціи совѣтника въ Берлинъ, президентша получила извѣстіе о продажѣ прядильной фабрики. Эта новость была такъ пріятна президентшѣ, что она съ письмомъ въ рукахъ поднялась во второй этажъ и вошла въ комнату Генріэтты, гдѣ нашла всѣхъ трехъ сестеръ.
– Слава Богу, что Морицъ развязался наконецъ съ этою фабрикою, – говорила пожилая дама, усаживаясь въ кресло. – Онъ сдѣлалъ очень выгодную аферу, сумма предложенная за фабрику превышаетъ всякiя ожиданія. Теперь Морицъ окончательно освободится отъ своей купеческой жизни и мы не обязаны больше принимать его „дѣловыхъ друзей“… Вспомни только какъ часто мы обѣдали рядомъ съ непрошенными гостями, да, многое приходилось переносить.
Кети, между тѣмъ, молча стояла у окна и смотрѣла по направленію къ фабрикѣ, вокругь которой расхаживало множество народа; по всей вѣроятности это были рабочіе, оставившіе всѣ машины фабрики въ полномъ бездѣйствіи.
– Да, фабричнымъ теперь не поздоровится, – говорила президентша, подходя къ окну; – мнѣ уже говорилъ кучеръ, что они внѣ себя за то, что прядильня продана обществу, утвержденному на акціяхъ, деректора котораго большею частію евреи. Ну, да они могутъ винить только себя; не дѣлай они намъ постоянныхъ дерзостей, Морицу не пришло бы и въ голову такъ скоро продать фабрику.
– А по моему онъ напрасно продалъ теперь прядильню, – замѣтила Флора, – это имѣетъ видъ, точно онъ испугался этихъ дерзостей; нужно было доказать этимъ тунеядцамъ, что всѣ ихъ глупыя выходки напрасны и что мы не обращаемъ на нихъ ни малѣйшаго вниманія.
Сказавъ это, Флора встала съ намѣреніемъ выйти изъ комнаты; за ней послѣдовала также и президентша, замѣтивъ, что пора заняться туалетомъ къ обѣду.
– Тебѣ, кажется, позволилъ Брукъ немного прогуляться? – спросила она Генріэтту, останавливаясь на порогѣ.
– Да, онъ совѣтовалъ мнѣ подышать смолистымъ лѣснымъ воздухомъ.
– Въ такомъ случаѣ пойдемъ со мною, – сказала Флора, – мнѣ нуженъ свѣжій воздухъ, иначе я задохнусь отъ постоянныхъ непріятностей, посылаемыхъ мнѣ судьбою.
Генріэтта съ злобой топнула ногою и готова была расплакаться съ досады, но дѣлать было нечего, нужно было согласиться и принять сестру въ свою компанію.
День былъ ясный, чудный; на лазуревомъ небѣ не было ни одной тучки, яркіе лучи апрѣльскаго солнца обливали золотымъ свѣтомъ всѣ дороги и окрестности. Въ тепломъ воздухѣ чувствовался пріятный запахъ фіалокъ, довольно еще голыя вѣтви лиственныхъ деревьевъ рѣзко отдѣлялись отъ темной зелени сосняка, и хотя свѣжая зелень далеко еще не совсѣмъ распустилась, но изъ рыхлаго мха вытягивались уже длинные стебелки бѣлыхъ колокольчиковъ.
