Собачий лай раздавался все громче и громче, приближаясь к лисьей норе с удивительной быстротой. В том, что именно происходит, у мудрой старой матери не оставалось теперь ни малейших сомнений. Ее своевольный и опрометчивый сын вновь привлек на свой след собак и вел их прямиком к материнскому убежищу. В гневе и тревоге лисица вскочила на ноги и кинулась в нору, потом выползла из нее и опять метнулась туда же — так она проделала несколько раз. Рыжий Лис, а вслед за ним и его менее сообразительная сестра, подражая матери, тоже стали вползать и выползать из норы, хотя и не совсем ясно понимали цель таких действий. Затем лисица вместе с детьми выбежала на склон берега, выше норы, к тому логову под можжевеловым кустом, откуда было хорошо видно нору.
Прошло минуты две, и они увидели, как глупый лисенок, задыхаясь, примчался к берегу и юркнул в нору. По пятам за ним неслись собаки, голоса их звучали теперь совсем по-иному: тут слышалось и нетерпение и вместе с тем восторг — зверь был, наконец, загнан под землю. Черно-пегий пес сразу начал яростно рыть землю, надеясь ворваться в нору и покончить с лисенком без проволочек. Но полукровка-гончий считал, что следует дождаться хозяев, которые вот-вот явятся сюда и выкурят зверя наружу. Он уселся у норы и спокойно смотрел на бесплодные старания своего приятеля, лишь время от времени подавая голос охотникам, чтобы те не сбились с пути. А мудрая лисица-мать, глядя сверху на все, что происходило, не хуже гончего пса знала, чем кончится дело. Не желая ждать неизбежного финала трагедии, она понуро тронулась с места и, увлекая за собой двух оставшихся в живых лисят, стала пробираться через холмы и широкую соседнюю долину к пустынным отрогам Рингваака, где ее дети могли набраться сил и опыта, прежде чем вступать в борьбу с человеком.
В течение нескольких дней после этого внезапного бегства пострадавшая лисья семья бродила на новых местах, не обретя постоянного логова и чувствуя себя неприкаянной.
Однажды на закате, когда небо цвело лиловыми и сиреневыми красками, лисица-мать, то ли поддавшись минутному порыву отваги, то ли просто из мести, а может быть, устав все время сдерживать себя, повела своих детенышей в опустошительный налет на отдаленную ферму. Со стороны это выглядело безрассудной дерзостью, но лисица знала, что собак на ферме нет, если не считать одной-единственной маленькой и безобидной дворняжки, знала она и то, что хозяин фермы отнюдь не является любителем огнестрельного оружия.
На ферме царил мир и покой. Золотисто-сиреневый вечерний свет заливал выстланный щебенкой двор, дощатый навес, изъеденные непогодой грубые кровли хижины и амбара, казавшиеся сейчас волшебно красивыми. В сырой глине около деревянной колоды с водой, где было рассыпано зерно, крякая, расхаживали утки. Сонные куры сбились в кучу под навесом, они удовлетворенно квохтали, вытягивали шеи и одна за другой взбирались на насест под стропила. С пастбища, расположенного по склону холма вверх от фермы, доносился стук опускаемых перекладин и нежные звуки колокольчиков — там выгоняли в поле только что подоенных коров.
Бесшумно вынырнув из-за конюшни, в это мирное царство ворвались три лисицы. Занятые едой, утки еще не успели поднять тревогу, а сонные куры разлететься, как враг уже был посреди них — он бросался на птиц и хватал их зубами за тонкие шеи. На ферме мгновенно поднялся дикий гвалт: тут и кудахтали, и крякали, и пищали. Затем звонко залаяла собачонка, находившаяся около коров на выгоне, и раздались свирепые крики фермера, который что было силы бежал вдоль изгороди к дому. На собачонку грабители не обратили ни малейшего внимания, но медлить и ждать, пока прибежит разозленный хозяин, они не собирались. Перекусив шею почти дюжине уток и кур и тем самым до некоторой степени заглушив свою досаду, лисицы закинули на спину по жирной птице и неторопливой рысцой направились поперек бурых борозд картофельного поля к лесу. Прежде чем скрыться среди кустов и деревьев, все три разбойника оглянулись и посмотрели на фермера: тот стоял у колоды и в бессильном гневе потрясал кулаками.
