Лобов зашел на посадку и притер глайдер в нескольких метрах от стартовой воронки. Он вышел из машины. Ноги по щиколотку утонули в сыпучем песке. Обходя по краю воронку, Лобов наступил на что-то твердое. Он нагнулся, нащупал в песке предмет и выпрямился, держа его в руке. Это был лучевой пистолет. Лобов, как мог, очистил его от песка и обнаружил, что из пистолета дважды стреляли. Так зафиксировал счетчик выстрелов. Долго он разглядывал маленькое, но грозное оружие, лежащее на ладони. Кто и в кого стрелял из этого пистолета? Почему исправное оружие брошено, как ненужная вещь?
Спрятав пистолет в сумку, Лобов продолжил осмотр и метрах в тридцати от воронки наткнулся на полузанесенный песком, обуглившийся труп небольшого животного. Рассмотрев свою находку внимательнее, Лобов понял, что животное, скорее всего ящер, было сожжено лучевым ударом. В него стреляли, очевидно, из того самого пистолета, который сейчас лежал в сумке. Для этой рептилии за глаза хватило бы и одного импульса, но стреляли почему-то дважды. Стрелявший хотел исключить любую случайность?
Не обнаружив больше ничего интересного, Лобов вернулся к глайдеру. Последний раз оглядывая красноватые пески, мутное небо и тусклое солнце, он задержал взгляд на маленькой черной точке, едва различимой в вышине. Несколько секунд, щуря от напряжения глаза, он следил за ней, а потом опустил на глаза очки-телескопы. При двадцатикратном увеличении точка обернулась огромной птицей, величаво парящей над пустыней на широко раскинутых крыльях. Это был гигант мира летающих птеранодон с размахом крыльев никак не менее пяти метров. Что он высматривает здесь, в пустыне, где нет ничего живого? В глубоком раздумье Лобов поднял глайдер в воздух.
Вернувшись на «Торнадо», Лобов застал Кронина в кают-компании за приготовлением пищи.
— Корабль к старту готов, вот и решил заняться, пока есть время, — сказал он, словно оправдываясь. — Кто знает, до кухни ли потом будет.
Лобов кивнул головой в знак одобрения, опустился в кресло, взял со стола одно из аппетитных яблок и откусил.
— Как Клим?
— Разведку закончил, возвращается, — инженер ловко укладывал приготовленные блюда в консерватор. — Никого не обнаружил, но, по-моему, наткнулся на что-то сенсационное. Уж слишком бесстрастный у него голос.
Лобов лениво жевал яблоко, погруженный в свои мысли. Кронин закрыл крышку консерватора, задвинул в кухонный отсек и сел рядом с командиром.
— А какие у тебя новости?
— Нашел стоянку «Ладоги». Она ушла своим ходом не больше трех дней назад, даже стартовую воронку не успело засыпать.
— Своим ходом? — поразился инженер.
Лобов кивнул и, перегнувшись назад, бросил остаток яблока в утилизатор.
— Подожди, — недоуменно сказал инженер, морща высокий лоб, — но ведь связь с «Ладогой» прервалась еще неделю назад! Выходит, они несколько дней преспокойно стояли здесь, а выйти на связь с базой не пожелали?
— Выходит, так.
Кронин недоверчиво качнул головой.
— А ты уверен, что они стартовали всего три дня назад?
— Уверен. Иначе от стартовой воронки не осталось бы и следа. А потом я проверил по радиоактивным изотопам кремния, что образовались при отдаче двигателя. Получается, около двух суток, с точностью до нескольких часов.
— Тогда я ничего не понимаю!
Лобов согласно кивнул и, помолчав, добавил:
— Возле самой воронки я нашел исправный пистолет, из него дважды стреляли. А метрах в тридцати валялись останки сожженного ящера.
— Так, — тон инженера становился все более озабоченным, выходит, там была драка?
— Уж очень невелик ящер-то, с зайца величиной. — В голосе Лобова звучало сомнение.
— А что за ящер?
— Не разберешь. От него почти ничего не осталось. Ведь дважды стреляли по такой крохе.
— Дважды?
— Дважды, я же говорю, почти ничего не осталось.
— Дважды, — пробормотал инженер, — зачем же дважды?
Лобов вскинул на него глаза. Взгляды их встретились, и они без слов поняли друг друга.
— Да, — вздохнул Лобов, — скорее всего «Ладогу» захватили мезойцы. А потом разобрались что к чему и перегнали на другое место.
— А может быть, заставили перегнать?
— Может быть, — согласился Лобов. — Одного не пойму, как они сумели захватить корабль? Как Штанге мог оказаться таким растяпой?
