Когда он просыпается, то сразу начинает плакать, и если не подойти к его кроватке, то он ревом оглашает весь дом.
Если поначалу я воспринимал свой отъезд довольно апатично, то теперь он проявился мне во всей своей реальности.
Зародившаяся тревога конвульсиями отдается в желудке. Страх сковывает моё тело. Меня тошнит.
Мой отец выводит велосипед из дома, закрывает за ним дверь и аккуратно спускает его с тротуара на мостовую.
Лицо у него застывшее и усталое.
Я взбираюсь на багажник велосипеда, отец устанавливает чемодан между мной и собой.
Я отодвигаюсь чуть назад и решетка багажника неприятно холодит мою задницу. Угол чемодана врезается мне в бедро.
Неуклюже, шатаясь, велосипед набирает скорость, стуча колесами по брусчатке.
На каждом выступе мостовой меня подбрасывает и я едва удерживаюсь, вцепившись в пиджак отца.
Прежде чем свернуть за угол, я бросаю последний взгляд на наши окна, на наш балкон.
Солнце отражается в окнах, а ветер раскачивает занавески.
До свидания.
Мы едем по улице Адмирала де Рютервега, затем по Розенграхт.
Я никогда не видел таких пустых, вымерших улиц.
Заржавевшие рельсы трамвайных путей тянутся вдоль мостовой.
Объезжая большую кучу песка, мы влетаем на тротуар.
Я с трудом удерживаю чемодан. Зачем мы так торопимся?
Мы проезжаем мимо пустого дома. Через разбитые окна я вижу мужчину и женщину,
стоящих на коленях и вырывающих доски пола. Заметив нас, они пугаются, женщина
наклоняется к полу и изчезает из поля зрения. Мне становится стыдно за своё любопытство и я отворачиваю голову.
"Автомобиль у плотины, рядом с дворцом", говорит мой отец.
"Я надеюсь что он уже там; если его ещё нет, то тебе придёться подождать его.
Я должен буду вернуться, из-за немцев. Да и Бобби наверное проснётся."
Возле магазина, который выглядит давно заброшенным из-за своего вида
грязных окон и полуразрушенного здания, стоит молчаливая очередь.
Мы с грохотом проезжаем мимо.
Мой взгляд пересекается со отсуствующим взглядом человека, прислонившегося и
опирёршегося на серую стену.
Я хочу вернуться, я не хочу уезжать.
Автомобиля пока не видно, возможно еще слишком рано.
Позже, у Дворца я замечаю прямоугольную тень: небольшой грузовик с брезентовым верхом.
Впереди, в кабине, сидит человек и смотрит через грязное лобовое стекло.
"Это автомобиль во Фрисландию, для детей "Фоккера"?
У человека сонные глаза. Он бормочет что-то, что я не могу разобрать.
Выясняется, что мы попали куда нужно и не ошиблись. Мы идем к заднему борту автомобиля и мой отец
поднимает чемодан в кузов.
"Что ты хочешь, остаться снаружи или помочь тебе забраться внутрь?"
Я заглядываю в кузов: как же я смогу туда забраться без помощи?
"Помоги мне влезть."
Железный пол кузова холодит колени.
В углу лежит куча серых одеял, но я не решаюсь взять одно себе.
"Папа...".
Мой отец ушёл вперед и разговаривает с водителем.
"Папа, мне не очень хорошо. Я хочу вернуться с тобой назад, мне будет очень плохо..."
Если бы тут была моя мама, то я бы громко и душераздирающе расплакался и остался бы с ней.
Она бы меня оставила.
"Нужно быть храбрым, мой мальчик."
Мой отец дает мне продовольственную карточку с несколькими талонами на питание.
"Позаботься о ней, её спросят у тебя во Фрисландии. Не потеряй."
Он приподнимается немного над кузовом грузовика и я обхватываю его шею руками.
"Ты позаботишься о себе, да? И пиши".
Я не могу ответить. Моё тело сжимает страх.
Сквозь пелену слёз я вижу, как синий пиджак отца удаляется от грузовика.
Вот он, в последний раз ярко освещенный солнцем, сворачивает за угол.
В путь.
В кабине водитель включает дворники.
"Я собираюсь отойти на время", говорит он, "Ещё не все подошли".
Стукнула дверь кабины.
Пара воробьев скачет на солнечной стороне улицы.
Я прячусь в дальний угол кузова и кладу чемодан рядом с собой. Подтягиваю колени, слеза падает на ногу и катится вниз.
Я просыпаюсь, когда кто-то толкает меня в плечо.
Рядом со мной садится девочка, с большим усердием пристраивающая свою сумку позади себя
Она наклоняется ко мне и издает звуки, средние между плачем и смехом.
У неё бантик на голове, съехавший вбок и красный нос, которым она часто-часто шмыгает.
