— Вставай!
Но Генка не шевелился.
Башилов хлестнул его по щеке тяжелой ладонью.
“Да ведь он отравился! — догадался Башилов, вырвал из губ мундштук и сунул в рот Генке. — Как же я, старый колпак, запасной респиратор взять не догадался?!”
Башилов затравленно оглянулся назад, туда, где бушевал огонь. Мысленно он прикинул, сколько времени придется тащить Генку через пожар, и усомнился, что сможет сделать это на одном дыхании. Посидел немного, потом рывком приподнял Генку, взвалил на плечи.
“Тяжел ты, однако, парень… Ну да была не была!”
И Башилов побежал обратно, в пылавшее каменное горло.
Только двадцать метров штрека удалось отбить у пожара водой и огнетушителями. Но эти метры спасли Башилова и Генку.
У Башилова уже не оставалось сил. Только из упрямства он заставлял ноги передвигаться. В глотку как будто забили кол. Колючие брызги огня били по глазам. Руки свела судорога.
Он почувствовал запах пара. Значит, спасатели были где-то близко. Ему бы приободриться, попытаться дотерпеть, но вышло наоборот. Силы вдруг покинули его. Кровь, отравленная окисью углерода, окутала мозг. Он ещё успел понять, что падает. Даже удивился, как долго длится это падение, а потом провалился, как в пустоту.
Упав, он поднял ворох искр. Эти-то искры и заметил Юрий Даньков.
— Воды на меня! — закричал он и прыгнул в огонь, рассекаемый крепкими струями воды.
Он добежал до Башилова и Генки, схватил одного из них и поволок из пожара, едва не столкнувшись с бойцом, который бросился вслед за командиром.
Рукой Юрий показал на огонь. Боец кивнул, догадавшись, что кто-то ещё остался там.
Через несколько минут оба пострадавших были в безопасности.
…Генка открыл глаза и увидел незнакомых людей, которые хлопотали возле него.
“Да ведь это спасатели, — догадался он и глубоко вздохнул. — Теперь порядок…”
— Ставь перемычки! — откуда-то издалека донеслась команда.
Застучали топоры, заширкали пилы, заскрежетал металл, потом все звуки слились в один сплошной гул.
Генка почувствовал, что его поднимают в клети на поверхность. Он дернулся — не хотелось показывать людям свою слабость. Но сильная рука придавила его к носилкам:
— Лежи…
— Что со мной?
— Терпи, Генка… Уже скоро, — узнал он голос Башилова и успокоился.
А наверху занималось весеннее утро. Холодные лучи солнца рассекали двор, где толпились шахтеры, взволнованные матери и жены, родные и знакомые тех, кто оказался в этой смене. В стороне стояли автобусы с эмблемой на кабинах: красный крест с молотками. Было непривычно тихо, но понятно, что глубоко под землей грохочут взрывы и ревет пожар. Ни звука не долетало оттуда.
Укутанный одеялом, Генка с наслаждением вдыхал морозный воздух и рассматривал, будто впервые, шахтный двор.
“Славные эти ребята — горноспасатели. Если бы не они — откуковался бы на этом свете…”
На память пришли слова из старинного устава горноспасательной службы, прочитанные ещё на курсах. Там говорилось:
“Входящий в шахту с аппаратом для спасения своих товарищей выполняет не менее благородную обязанность, чем солдат, выходящий защищать своё Отечество…”
“А ведь неплохо выражались старики!” — подумал Генка и зажмурился — вставало большое плоское солнце и било в глаза.
