— Хорошего мало, — пыхтел Оська, пытаясь просунуть щупальце под край ведра. Но ведро плотно увязло в иле. — Хоть бы дырочку какую провертеть! А уж через дырочку просочились бы.
— Факт, просочились бы, как пить дать, — поддакивал Османик.
Через толстую стенку ведра осьминожки уловили неясное шуршание и постукивание.
— Кто? — спросил Оська.
— Это я — рыбка Прилипала и крошка Изабелита. Мы пытаемся прокопать ход, но у нас ничего не получается. Чем вам помочь? Мои тонкие плавники гнутся, — прошептала нежная красавица Изабелита.
— Надо просверлить дырку какой-нибудь раковиной, темница наша ржавая, — отозвался Оська. — А у нас нет ничего подходящего.
Тут вдруг что-то лязгнуло по ведру, раздался чей-то сдавленный писк, злой голос Мурены прошипел:
— Опять ты, Прилипала, здесь? Будь покрупнее, на зубок бы угодила. А так один аппетит растравишь!
— Собачий! — крикнул Оська.
— Мурена-дурена! — добавил Османик.
— Эй, черепаховая лохань! — грозно зашипела царица. — Этих — на берег! Чего тянешь? Живо! Пусть там дразнятся да на солнышке жарятся. Позагорают, красавчики мои, осьминожки-длинноножки.
Ведро перевернули, закрыли крышкой.
— Не вздумай, Карей, хитрить! Из моря акулы-кошки присмотрят. А эту — туда!
— Бедная я, бедная! — причитала черепаха по имени Карей, таща по берегу ведро, в котором сидели пленники. — Безобидная, беззащитная я рептилия. Много ли мне надо? Пару моллюсков да глоток чистого воздуха. До чего дожила, что сама изничтожаю последнего отпрыска Османа Великого.
— А ты, коварная старушка, не изничтожай! — крикнул из ведра Оська. — И охота тебе слушать Мурену? Сносить ее оскорбления?
— Неохота. Я ведь тоже из древнего рода.
— А чего терпишь? Нас вежливости учила, а сама?
Черепаха остановилась, поставила на землю тяжелое ведро:
— Но я не могу ослушаться. Мурена прикажет привязать меня к стене или закрыть в каюте затонувшего корабля. И зачем он только затонул? А то за решетку посадит. Я захлебнусь. Я только называюсь водной морской, а без воздуха жить не могу. Да и детки мои, черепашки мои, скоро вылупятся. Здесь на берегу в ямке лежат милые сердцу яички, будущие черепашата. Если я не исполню волю Мурены, изничтожит она всех моих деток.
— А деток-то много? — поинтересовался Оська.
— Триста сорок девять черепашек в костяных рубашечках, — голос черепахи стал нежным.
После некоторого молчания черепаха объявила:
— Пришли!
Она сняла с ведра крышку:
— Прощайтесь с жизнью, дорогие мои осьминята. Немного воды я вам оставила, но солнце такое жаркое. Оно живо выпьет воду. Без воды высохнут ваши жабры, задохнетесь и... — Черепаха замолчала. Отойдя в сторону, села возле ямки, в которой были зарыты черепашьи яйца. Черепаха изредка глубоко вздыхала.
Голубело море. Вдоль его кромки тянулась узкая полоса пустынного песчаного пляжа. А за ним начинались непроходимые топкие болота.
Солнце яростно жгло землю. Где-то перекликались жабы, пересвистывались банановые лягушки да чавкал длинномордый ужасный крокодил.
Открыв беззубый рот, черепаха зевала и горько-горько плакала, проклиная свою несчастную долю.
— А чего мы сидим сложа щупальца, и слушаем эту трусливую предательницу?
— Так ведь там, — Османик ткнул щупальцем в стенку ведра, — суша?
— Ну, суша? Ты разве не чувствуешь, откуда морем пахнет?
— Чувствую. Ясно, хорошо пахнет.
— Тогда побежали к морю!
— Как? Так сразу?
— Нет, не сразу! Ты еще тут посиди, позагорай, воду я тебе оставляю. А я пошел, — сердито пробурчал Оська, высовываясь из ведра. Оськин правый глаз покосился на черепаху. Черепаха продолжала сидеть и лить крупные черепашьи слезы. Оська вылез из ведра и, смешно перебирая многочисленными ногами, помчался по горячему раскаленному песку к плескавшемуся мокрому желанному морю. За ним как угорелый, раскидывая в стороны щупальца, несся Османик. Шлепнувшись в воду, Османик первым делом спросил:
— А теперь куда?
— Расхрабрился, гляжу, король ведерного королевства? — Оська шлепал по воде с величайшим удовольствием всеми щупальцами сразу. — Домой бы надо! Родители небось шум подняли. Твое величество моего отца в темницу бы не упрятало! Только уходить домой нельзя. Дело есть.
