- Ну, больше мне с вами не по пути, - заявляет вдруг матрос, остановившись перед двумя расходящимися дорогами. - Так что бывайте здоровеньки.
- До свиданья, - в один голос отвечаем мы.
- А вы, мадам, не больно сердитесь на меня, что я там, может, что-нибудь лишнее сказал, - прощаясь, обращается он к матери с веселой улыбкой. - Люблю пошутить. Это от бога у меня, а он сам большой шутник. Скажем примерно, вместе с красивыми тварями в море живет спрут, иначе восьминог. Черт знает какое безобразие! Разве это не шутка? Или, скажем еще, у моего кума Федота корова отелила телка с двумя головами - так это как нужно понимать? А потом, мадам, я и сам к духовному званию некоторое касательство имею...
- Неужели? - обрадовавшись, воскликнула мать.
- Ну, а как же? Во-первых, я учился грамоте у дьячка, а во-вторых, мой родной дедушка только тем и занимался, что церкви обкрадывал...
- Ай-ай, какой вы насмешник! - говорит мать, укоризненно качая головой.
Матрос, повернувшись ко мне, жмет мне руку, щуря веселые глаза.
- Эх, молодец, из тебя, я вижу, хороший бы моряк вышел...
От такой похвалы приятно замирает сердце.
Матрос уходит. Некоторое время я смотрю ему вслед, крайне сожалея, что не пришлось поговорить с ним больше. Он везде бывал и все знает. Над колосьями ржи, в прощальных лучах заката, уплывая, раскачивается его крепкая, широкоплечая фигура. В своем морском наряде он мне кажется необыкновенно ловким, сказочно-красивым, совсем не похожим на тех людей, с какими я встречаюсь в своем селе, словно он явился к нам с другой земли.
Догорает день. Река, откуда веет приятной прохладой, накалена закатом докрасна. Где-то, перекликаясь, бьют два перепела...
Взбудораженным мозгом, пьяными мыслями думаю я о море. И вдруг спохватился...
- Ты, мама, подожди здесь, а я догоню матроса. Забыл спросить еще про одну вещь...
- Куда ты, непутевый? - донесся мне вслед недовольный голос матери, когда я бросился прямо по ржи в погоню за матросом.
- Дядя матрос! Подожди-и...
Но матрос, находясь от меня за полверсты, не слышит и все уходит, быстро шагая и раскачиваясь с боку на бок.
- Ты что, молодец? - останавливается он, когда я, обливаясь потом и задыхаясь, подбежал к нему ближе.
- Океан... Все вода и вода... Берегов не видно... Дорог тоже нет... Как же можно не заплутаться?..
Матрос расхохотался.
- Ах ты, ерш этакий! Ишь, что его занимает! Ну, ладно, расскажу тебе.
Нарисовав на дорожной пыли круг, разбив его черточками на части, он долго объясняет об устройстве компаса.
- Это, малец, главный прибор на корабле. Без него судно, что человек без глаз.
Мать, стоя на одном месте, отчаянно машет мне рукой.
- Ну, спасибо, брат. Я в матросы пойду, а монахом не буду...
- Хорошее дело. В монастыре только плесенью обрастешь, а ничего путного не увидишь. А молиться, если хошь, везде можно. Сказано в писании: "Небо есть престол мой, а земля - подножие ног моих..."
Мне очень понравилось, что он простился со мною, как с равным.
Я возвращаюсь к матери, обогащенный мыслями и чувством. Она ругает меня, а я, став в гордую позу, решительно заявляю:
- Сердись или не сердись на меня - все равно, а только в монастырь я не пойду, потому что не желаю плесенью обрастать...
- Господи, какие он слова говорит! Куда же ты пойдешь?
- В матросы.
Мать бледнеет.
- Да ты с ума сошел! Это чтобы в море утонуть, да?
- Нисколько. Я вернусь таким же молодцом, как этот матрос. И гостинцев привезу заграничных, самых лучших...
На глаза у матери навертываются слезы. Хватаясь за голову, она бранит матроса:
- Что он, супостат, сделал с моим мальчиком... Совратил с истинного пути...
Мы продолжаем свой путь, нежно окутанные рыжим сумраком вечера. Впереди смутно мерещится село с белой церковью, но мы в нем не остановимся, а будем идти так до утра, пользуясь ночной прохладой. Воздух становится влажным, дышать легко. Пахнет дорожной пылью и полевыми травами. По тускнеющей реке, крутым поворотом отступающей от нас в сторону, плывет длинная вереница плотов, бросая вокруг отблеск пылающего костра; оттуда доносится какая-то песня, полная удали и широкого, как эти поля, размаха. С лугов, как бестелесные видения, поднимаются клубы молочного тумана.
