В белую ночь у костра - страница 6

Шрифт

Интервал

— Пройдусь-ка перед сном немножко! —

Промолвила Сороконожка. —

И — раз! — два! — три! — четыре! — пять! —

Шесть! — семь! — и восемь!..

И так далее —

Обула все свои сандалии

И вышла из дому гулять.

Раз! — поставит ногу,

Два! — поставит ногу,

Три! — поставит ногу:

Подошла к порогу.

Дважды два — четыре:

Вышла из квартиры.

Пять, шесть, семь и восемь:

В огороде осень.

Два плюс носемь — десять:

Ноги глину месят.

Дважды десять — двадцать,

Дважды двадцать — сорок:

Если постараться,

Влезешь на пригорок…

Так ноги в ремешках сандалий

Легко несли её вперёд.

Горел закат в осенней дали.

Вот — миновала огород.

Шаги, конечно, не считала,

А просто на исходе дня

О чём-то про себя мечтала,

Ногами всеми семеня…

Тут дядя опять раскурил трубку, затянулся и, хитро улыбнувшись, продолжал:

Заслышав шум её шагов,

Жук Скарабей сказал: — Минутку!

Давайте с ней сыграем шутку! —

(Он шёл в компании жуков.)

И, поклонясь Сороконожке,

Вперёд он сделал три шага

И прошептал: — Какие ножки!

Походка у тебя легка!

Но не пойму я — хоть убей! —

Как двигаешь ты по дороге

Свои бесчисленные ноги? —

Спросил бедняжку Скарабей. —

Шагнёшь ты первою ногою,

А следом двигаешь какой:

Второй, седьмой, сороковою

Иль тридцать первою ногой?

Вопрос смутил Сороконожку:

— Я… просто движусь понемножку!

Своих шагов я не считаю,

Я просто так в пути мечтаю…

— Как! — возмутился Скарабей. —

Приводишь ноги ты в движенье,

Не зная правила сложенья?

Возможно ль двигаться глупей!

Должна ты знать, какой ногою

Когда шагнуть — вот в чём вопрос! —

Чтоб не шагнуть ногой другою

И в спешке не расквасить нос!

— Прости, —

Взглянув на Скарабея,

Сказала, бедная, робея…

Но Скарабей сказал: — Учти,

Что каждый шаг нам в жизни дорог

И должно делать их с умом!

А у тебя при всём при том

Не две ноги, а целых сорок!

А ну-ка, встань на ровном месте:

Носочки врозь, а пятки вместе.

Сочти все ноги и вздохни…

Теперь попробуй-ка — шагни!

Сороконожка чинно встала,

В уме все ноги сосчитала,

Потом хотела, как бывало,

Шагнуть вперёд… и вдруг упала!..

— Понял! Понял! — закричал я.

Но дядя нетерпеливо взмахнул рукой и сердито продолжал:

Привстав, она шагнула снова —

И вновь упала бестолково!

И всё она, как ни старалась,

На ровном месте спотыкалась…

Тогда, схватив её под мышки

(Их тоже сорок, боже мой!),

Жуки, несносные мальчишки,

Беднягу отвели домой.

С тех пор сидит она в квартире

И шепчет: —

Дважды два — четыре!

Пять минус восемь — двадцать два!

(Ах, как кружится голова!)

Одиннадцать плюс девять — семь…

— Не ходит, бедная, совсем,

Всё плачет, плачет день и ночь…

А ты не смог бы ей помочь?

Всё, — сказал дядя. — Надеюсь, ты понял, что надо забыть и что такое притча?

— Понял, — кивнул я. — Надо забыть правила, которым ты меня учил… но зачем ты тогда учил?

— Чтобы ты их знал, но они были бы у тебя в подсознании! А что такое притча?

— Это… это когда говорят о чём-нибудь совсем другом, чтобы объяснить совсем другое!

— Верно, — кивнул дядя. — Притча — это иносказательный рассказ, содержащий нравоучение. Он может быть и в прозе.

— Кто написал эти стихи? — спросил я.

— Один человек…

— Кто?

— Мой хороший знакомый. — И дядя встал. — А ты вёл себя сегодня, как та глупая Сороконожка! — добавил он.

— А ты Скарабей! — крикнул я, вскочив и кинувшись на дядю. — Скарабей! Скарабей!

И Чанг вдруг тоже вскочил и залаял, весело и звонко, но кинулся он не на меня и не на дядю — а в воду!

Я оглянулся: с того берега, ловко балансируя на камнях, приближалась к середине реки фигура высокого человека…

— Веди себя прилично, — сказал дядя. — К нам идут!

— Как «идут»? Ведь это же на том берегу!

— Сейчас увидишь «как», — ехидно сказал дядя, а сам не отрываясь смотрел на человека…

Человек на бревне

Я тоже стал смотреть на человека. И Чанг — он стоял в воде и тоже смотрел, повизгивая. Мне это показалось странным — что Чанг повизгивает, а не рычит.

Человек дошёл по камням почти до самой середины реки. На мгновение он остановился и помахал нам рукой, что-то крикнув. Но его, конечно, не было слышно. Даже странно было смотреть, как он открывает рот и кричит, а звука нет. Только шум реки. Как во сне.

И человек был как во сне, потому что он вёл себя очень странно. В руках у него была ровная тонкая палка. Опираясь на неё, он встал на последний камень. Дальше камней не было. Дальше была вода, но какая! — дальше было какое-то водяное столпотворение, мощный поток метров сорок в ширину, и вода в нём неслась с бешеной скоростью. Очевидно, поток был очень глубокий, потому что вода в нём была тёмно-синяя и камней не было видно, только ниже по течению из воды торчал огромный каменный лоб, вокруг которого бушевали волны и хлопьями летела пена по ветру. Ниже был порог, а ещё ниже — плёс.