— О чём ты задумался? — спросил меня дядя, доставая кисет.
— О Потапычах, — сказал я. — Может, ты всё же скажешь, что с ними было дальше?
— Нетерпелив, как девчонка! — сказал дядя, вытирал со лба пот.
Я тоже вытер пот.
— Их не посадили? — спросил я.
— У них был верный заступник, — ответил дядя. — Поэтому их сразу выпустили.
— Князь Шервашидзе? — догадался я.
— Он самый, — кивнул дядя, передавая Порфирию кисет.
Порфирий стал молча скручивать из газеты большую козью ножку.
— А почему Шервашидзе так о них заботился? — спросил я. — Он что, тоже был их молочным братом?
— Остряк! — улыбнулся дядя. — Просто князь очень любил старого смотрителя. Когда-то он служил вместе с ним на Кавказе, в армии. Отец Потапыча Маленького был храбрым казаком, и князь его полюбил. Это князь потом устроил его смотрителем на тракте. Он был его другом. Он даже был крёстным отцом Потапыча Маленького.
— Он его крестил? В церкви?
— Крестил его священник, а князь был крёстным отцом, или, как тогда говорили, восприемником…
— А меня не крестили! — сказал я.
— Ещё бы! — усмехнулся дядя. — Ты же сын большевика…
— А у вас есть крёстный? — спросил я Порфирия.
— А как же! — ответил Порфирий. — Тогда всех крестили… Такое было время…
— Смешно! — сказал я.
— Пошли работать, — сказал Порфирий, вставая, и затушил сапогом дымивший в траве окурок.
— Что мне делать? — спросил я.
— Делай ваги, — сказал Порфирий.
— Какие ваги?
— Возьми вот эти три берёзки, — сказал Порфирий, — сделай на тонких концах удобные ручки, а комли заостри. Потом поймёшь, что к чему.
Дядя с Порфирием отошли и стали пилить.
— А медведя они не крестили? — крикнул я.
— Медведь от них скоро ушёл, — ответил дядя. — Он погрузился в собственный мир…
— В какой мир? — не понял я: громко жикала пила и шумела река под берегом.
— В свой звериный мир! — ответил дядя. — Каждому своё! Нельзя было делать медведя несчастным.
— А я думал, они его окрестили! И устроили в гимназию! — засмеялся я.
— Не остри! — сказал дядя. — Если ты в чём-нибудь сомневаешься, я не буду рассказывать…
Дядя с Порфирием стали подтаскивать готовое бревно к плоту.
— Я не сомневаюсь, — сказал я. — Я просто так…
— То-то, — сказал дядя сквозь зубы.
Он тащил бревно обеими руками, а трубка дымила у него в зубах.
— А медведь к ним ещё приходил? — спросил я.
— Приходил, — сказал дядя. — Он приходил ещё несколько лет подряд. А иногда мальчик встречал его в лесу. Это были очень нежные встречи!
Дядя и Порфирий положили готовое бревно рядом с другими.
— Они обнимались? — спросил я.
— Обнимались и плакали! — сказал дядя.
— Уж медведь-то вряд ли плакал!
— Ещё как плакал! У него были слёзы величиной с горох!
На другой день в обед плот был готов. Он лежал на десяти очищенных берёзках, положенных перпендикулярно к берегу, у самого крал обрыва, готовый к спуску. И все мы были готовы к спуску.
Пока мы строили плот, мы успели поймать много рыбы — поймать её запросто, между делом. Таким образом, мы обеспечили себя едой, да ещё какой: сёмгой и форелью! Форель мы варили, пекли и жарили, а сёмгу в основном солили. И это было очень важно, потому что продукты у нас уже подходили к концу, а до цели было ещё далеко. Да ещё надо было увезти солёную сёмгу домой, в Москву: для мамы, для папы и для бабушки. И для наших друзей. Так что рыбы нам нужно было много. И Порфирию нужна была рыба — домой. Хотя не столько, сколько нам. Нам-то нужно было больше, потому что мы уезжали, а Порфирий оставался здесь. Теперь вы понимаете, что это было очень важно — наловить и насолить побольше рыбы. И мы её наловили и насолили, но как? — между делом! Потому что в основном мы строили плот.
Между прочим, должен вам сказать, что самые важные дела люди делают между делом. И делают не как-нибудь, а отлично! В этом-то ценность настоящих людей. Люди, например, ездят в трамваях, автобусах и метро и даже в электричках, стоят в очередях — в магазинах, кино и прачечных и в разных там присутственных местах, убирают квартиры, готовят обеды, стирают, штопают носки, и на всё это уходит страшно много времени, хотя ведь не это главное в жизни! Главное в жизни — это любимая работа, которой ты отдаёшь всю душу и все помыслы. А как раз на неё — как это ни странно! — времени остаётся в обрез. Она-то и делается между делом, между разными там очередями и уборками квартир. А плохо-то её делать нельзя, её надо делать отлично, свою любимую работу, потому что она главное в жизни — для неё ты живёшь, её нельзя делать спустя рукава! Так вот, дорогие мои, именно те люди, которые успевают делать своё главное дело между делом, — те и есть настоящие люди, и их большинство! Я не говорю о разных там выскочках, у которых много свободного времени, а настоящего дела нет, — я говорю о настоящих людях, на которых стоит мир! Мир-то стоит не на семи слонах, как думали когда-то, и вовсе не на китах, а на настоящих людях. Вот так-то! Учтите, что эти важные мысли я вам тоже говорю между делом, а теперь пойдём дальше…
