– Так ты обитаешь в мире фантазий?
– Да, причем в самом плохом смысле слова.
– И значит, я тоже не существую? Я – тоже выдумка?
– Да нет, существуешь, но так… нереально… как, впрочем, и все здесь.
– И значит, у тебя нет ни больного отца, ни вдовой тещи, ни жены, ни сына тринадцати лет?
– На самом деле уже почти четырнадцать: в этом месяце исполнится, – ответил Хулио и затрясся в беззвучных рыданиях.
Начальница, убедившись, что никто из коллег не наблюдает за ними, под столом положила руку ему на колено, слегка сжала его, но от проявленного сочувствия Хулио стал рыдать еще безутешней и горше. Тогда она погладила его по бедру, и он испытал возбуждение, хоть немедленно понял, что лично ему эта женщина безразлична и, значит, причина возбуждения в чем-то ином. Так или иначе, он тоже опустил руку под стол и повел ее руку к паху. И неизвестно почему перестал плакать, словно и недавние слезы проливал по кому-то другому.
– Если нас не существует в действительности, мы можем делать воображаемое, – сказала она, – вот, например, прямо сейчас пойти ко мне домой пить кофе. Я живу рядом.
– А работа?
– Да ведь это несуществующая работа в химерической газете. А раз так, она, конечно, может подождать.
Они вышли из ресторана и побежали по улицам под дождем, который то стихал, то припускал сильней и оттого казался не атмосферным явлением, а следствием какой-то механической поломки в трубопроводе, расположенном над головами. Хулио поднял воротник пиджака, символически обозначая защиту от холода, и начальница притянула его к себе поближе, пытаясь хоть немного укрыть собственным телом, укутанным в просторный плащ.
В квартире у нее было две комнаты – маленькая прямоугольная гостиная с кухней и спальня с примыкающей к ней ванной. Беспорядок – алфавитный, а равно и тематический – поражал воображение. Хулио заметил на ночном столике рядом с телефоном вилку, а у холодильника на кухне – открытую книгу. В гостиной стоял большой телевизор, а другой, маленький, – в кресле с высокой спинкой в ногах кровати с неубранной, разворошенной постелью. Покуда начальница была в ванной, Хулио подошел к окну и убедился, что оно выходит на пустырь, в глубине которого возвышается бетонное здание явно фабричного вида. В эту минуту из ванной донесся приказ:
– Раздевайся и ложись. И включи телевизор, чтобы казалось, что все идет как всегда, по заведенному распорядку.
Хулио разделся, и его пронизал холод, словно тело у него было из бетона, как здание в окне. Постель была влажная. Прежде чем укрыться, он внимательно осмотрел свою грудь и бедра, ища пятна сырости, но не нашел. Потом взял со столика пульт, включил телевизор и принялся прыгать с канала на канал, покуда внимание его не привлек какой-то доктор, вещавший с экрана о том, что потеря зуба мудрости происходит вследствие мутаций, влияющих на размер челюстей.
– Многие современные подростки уже лишены физического пространства для этого зуба, который природа так разумно вывела из употребления.
Хулио приглушил звук и снова стал щелкать пультом, остановившись наконец на безмолвной женщине в платье с короткими рукавами – под тканью топорщились соски. Снова прилег и обнаружил под подушкой смятую газету. Избавился от нее, сбросив на пол, однако все же успел заметить новость на той странице, где она была развернута, – сообщалось об относительном успехе некоего субъекта, сдиравшего кожу со своих любовниц, поскольку имел экстравагантное пристрастие к обладанию непосредственно мышечной массой. И представил себе торговые центры, уставленные манекенами без кожи. Но если их лишили желудка и легких, почему бы заодно не содрать и кожу? Хулио попытался представить себе и телеведущую без кожи (как подушка без наволочки, вспомнилось ему) и без зуба мудрости, но тут из ванной появилась начальница в шелковом халате – черном, очень коротком и распахивающемся при каждом ее шаге. Не снимая его, она прыгнула в постель, подмяв под себя Хулио. Тот не сопротивлялся. Довольная его покорностью, она одной рукой ухватила оба его запястья, а другой принялась хлестать по лицу, не изменившему при этом прежнего бесстрастного выражения. Нависла над ним, и в вырезе халата заплясали неожиданно крупные груди.
