— Она… подтвердила это. Сказала, что я прав. «В каком-то смысле», — сказала она. В каком-то смысле.
— Ну… — Я потряс головой, чтобы мысли прояснились. — А может, она имела в виду то, что просто изучала вас? Но это далеко не то же самое, что красть эмоции, верно?
— Нет. Она украла их.
— Это глупо. Глупо. У вас же остались чувства.
— Нет. Я хотел… когда я во всем убедился, я хотел убить ее. Та улыбка, которой она улыбалась мне, как будто я был бессилен что-либо вернуть, как будто она запланировала это в тот момент, когда увидела меня, — вот что вызвало у меня желание убить ее. — Он взглянул на меня своими пустыми глазами. — Но я не сделал этого. Не смог. Не смог достаточно разозлиться для этого.
Он вздохнул.
— Она уехала от меня. Но меня это не расстроило. Я был рад. Настолько, насколько мог чувствовать радость после того, что она сделала. Я не знаю, как она это сделала. Думаю, она научилась этому от кого-то. И не знаю, смогу ли я их когда-либо вернуть. О нет, не отнять у нее. У нее — никогда. Нет, сам. Построить их в себе каким-то образом. Эмоции. Чувства. Может быть, однажды и смогу.
Он протянул руку и прикоснулся к моей ладони — пальцы его, как ни странно, были горячими.
— Я многого не знаю. Но я знаю одно. Она сделает это снова, найдет кого-то другого, вас, если вы ей позволите. Я видел, как вы смотрели на нее сегодня. — Я отдернул руку, задев свой бокал. Он поймал его, прежде чем бурбон пролился, поставил ровно. — Не надо, — предупредил он. — Нельзя иметь с ней ничего общего.
— Это чушь, — запинаясь, произнес я. — Смешно. У вас же еще… остались эмоции.
— Может быть. Может быть, несколько. Но это только внешне. Внутри меня — пустота. — Он наклонил голову. — Вы мне не верите.
— Н-нет. — Это была правда, тогда я не верил.
— Жаль, что вы не знали меня раньше.
Внезапно я вспомнил слова Кевина на пробе, его рассказ о том, каким забавным и разговорчивым становился Гай Тэйлор после нескольких бокалов. Протестующий желудок напомнил мне о том, сколько мы поглотили меньше чем за час, и протестующий мозг напомнил мне о Шейле — о пьяной, совершенно пьяной Бланш Дюбуа, которую я сегодня видел.
— Вы выпили… — пролепетал я, — сколько вы выпили?
Он пожал плечами.
— Но… вы… совсем не похожи на…
— Да. Вы правы, — сказал он ясным, твердым, трезвым голосом. — Вы правы.
Он скрестил руки, положил их на стол, опустил голову и заплакал. Рыдания были громкими, долгими, сотрясали все его тело.
Он плакал.
— Вот! — воскликнул я и, шатаясь, поднялся на ноги. — Вот видите? Видите? Вы плачете, вы плачете! Видите?
Он поднял голову и взглянул на меня, все еще рыдая — рыдая без единой слезинки на лице.
Когда мне позвонили и предложили роль Митча, я согласился. У меня даже не возникало мысли отказаться. Шейлу Ремарк взяли, как предсказывали Кевин, Гай Тэйлор и я, на роль Бланш Дюбуа, и она тепло улыбнулась мне, когда я пришел на студию на первое чтение, как будто с радостью вспомнила нашу пробу. Я был доволен, но вел себя сначала несколько отчужденно, не желая, чтобы остальные поняли или даже заподозрили, что я собираюсь сделать.
Я думал, что будет трудно остаться с ней наедине, но это оказалось не так. Она уже выбрала меня, я знал это, она наблюдала за мной во время репетиций, подходила ко мне поболтать в перерывах. К концу дня она знала, где я живу, что я холост, что у меня нет девушки, что я придерживаюсь традиционной ориентации и что я восемь лет брался за все подряд, чтобы получить такую роль. Она сказала, что живет всего в квартале от меня (это была ложь, как я выяснил позднее), и после репетиции предложила взять такси пополам. Я согласился, и мы вышли на Западной 72-й, рядом с парком.
Было темно и холодно, и я заметил, что она дрожит в своей пуховой куртке. Я тоже дрожал, потому что мы наконец остались наедине, скрытые от окружающих за деревьями; прохожих не было видно, лишь такси, автобусы и машины проносились мимо.
Я обернулся к ней, и улыбка исчезла с моих губ.
— Я знаю, что ты сделала, — сказал я. — Я говорил с Гаем Тэйлором. Он рассказал мне все. И предупредил меня.
Выражение ее лица не изменилось. Она продолжала улыбаться своей легкой улыбкой и смотреть на меня своими влажными глазами.
