Ужасы. Замкнутый круг - страница 87
На этот раз Уэйднер, надо отдать ему должное, не позволил им доиграть до конца. Как бы ни был ужасен Тэйлор, я не посмел бы отрицать реальность исполнения Шейлы Ремарк, прервав ее, но Уэйднер сделал это, во время одного из длинных монологов Стэнли о его кузене, который открывал пивные бутылки зубами.
— Отлично, хватит, — сказал Уэйднер. — Довольно. Благодарю, мистер Тэйлор. Думаю, на сегодня с вас достаточно. — Он отвернулся от актера. — Мисс Ремарк, если вы не возражаете, мне хотелось бы услышать вас еще раз. Так, посмотрим… мистер Карвер, прочтите, пожалуйста, роль Стэнли.
Карвер, парень из хора, у которого не хватало силенок для такой роли, шатаясь, с бледным лицом поднялся на платформу, но я не остался, чтобы посмотреть, как с ним разделаются. Я уже достаточно насмотрелся для одного дня на то, как отрывают крылышки мухам, и направился к лифту еще прежде, чем Тэйлор успел сойти со сцены.
Я как раз нажал кнопку, когда заметил его, выходившего из бального зала с сумкой через плечо. Он медленно направился по коридору ко мне, и я взмолился, чтобы лифт приехал побыстрее и мне не пришлось бы заходить туда вместе с ним. Но лифты «Ансонии» видели лучшие времена, и, когда я вошел в кабину, Тэйлор был в десяти ярдах. Я придержал дверь. Он вошел, двери закрылись, и мы остались вдвоем.
Тэйлор мгновение молча смотрел на меня.
— Вы получите роль Митча, — без выражения произнес он.
Я смущенно пожал плечами и улыбнулся:
— Там еще осталось много желающих.
— Но они не будут играть с ней. А вы читали хорошо.
Я согласно кивнул:
— Она помогла мне.
— Могу я, — произнес он после паузы, — дать вам небольшой совет? — Я кивнул. — Если они дадут вам роль Митча, откажитесь.
— Это почему? — рассмеялся я.
— Она наверняка будет играть Бланш. Как вы думаете?
— И что?..
— Вы слышали, как я сегодня читал.
— И что?..
— А вы видели меня на сцене?
— Видел в «Энни». И в «Автобусной остановке».
— И?..
— Вы хорошо играли. На самом деле хорошо.
— А как насчет сегодняшнего дня?
Я уставился себе под ноги.
— Скажите. — Я взглянул на него, сжав губы. — Дерьмово, — произнес он. — Совершенно ужасно, верно?
— Не так уж плохо, — возразил я.
— Это она сделала. Она забрала у меня все. — Он покачал головой. — Держитесь от нее подальше. Она может сделать это и с вами.
Первое, что вы узнаете, когда выбираете своей профессией театр, это то, что актеры — дети. Я говорю это, прекрасно сознавая, что я сам таков. Наше эго достигает гигантских размеров, но наши чувства нежны, словно орхидеи. В каком-то смысле это идет от того факта, что людей других профессий не отвергают по личным причинам. Писателей не критикуют — критикуют конкретный роман или новеллу. Заводские рабочие или белые воротнички теряют работу из-за недостатка знаний или опыта. Но для актера все по-другому: то, как он выглядит, как он говорит, как двигается, определяет, скажут ли ему «да» или «нет», и неприятие его имеет глубоко личные корни, как у детей, когда те называют друг друга «жидом» или «жирдяем». И часто эта детская ранимость переносится в другие взаимоотношения. Суеверия? Бурная фантазия? Этим актеры наделены в избытке. Поэтому, когда Тэйлор начал обвинять Шейлу Ремарк в крахе своей театральной карьеры, я понял, что ему просто невыносима мысль о том, что он потерял свое дарование, хотя вовсе не она украла его у него.
Двери лифта открылись, я вышел.
— Подождите! — воскликнул он, выходя вслед за мной. — Вы мне не верите.
— Послушай, дружище, — раздраженно сказал я, оборачиваясь, — я не знаю, что там между вами было, и не хочу знать, ясно? Если она испортила тебе жизнь, мне очень жаль, но я актер, мне нужна работа, и, если мне ее дадут, я ее приму!
Лицо Тэйлора осталось бесстрастным.
— Позвольте мне угостить вас выпивкой, — предложил он.
— О боже…
— Вам нечего бояться. Я не буду буйствовать. — Он выдавил улыбку. — Как вам кажется, разве я буйствовал? Разве я повышал голос?
