Я выехала сразу же. Добралась на поезде до Оренбурга, ближайшего к моему новому дому цивилизованного места; до села было около ста километров. Я нашла тройку, которая уходила из города к Уралу, и заняла место среди незнакомых людей, рядом с каким-то мужчиной, по-моему, персом, который только что приехал с Каспийского моря. От него исходил какой-то чуждый, сладкий запах, и, когда я поворачивалась к нему, он широко и открыто улыбался мне, сверкая множеством белых зубов. Остальные пассажиры, казалось, были оскорблены его присутствием и презирали меня за то, что я не проявляю к нему враждебности. За весь первый день пути никто из них не сказал мне ни слова. Но мне было все равно. Я, откинувшись на спинку сиденья, разглядывала проплывавшие мимо необыкновенные пейзажи — холмистые степи, покрытые цветами, горы, которые приближались и росли. На второй день путешествия большинство пассажиров добрались до мест назначения. Остались только три человека: я, перс и человек, ехавший с ямщиком в какое-то место на реке Тобол.
— Это очень древняя страна, — обратился ко мне перс. Думаю, оставшись наедине со мной, он решил сбросить показное безразличие. Он заявил, что в местах, по которым мы проезжали, когда-то процветали древнейшие в мире цивилизации. «Время, — сказал он, — едва коснулось этой земли». Он не мог понять, зачем такая девушка, как я, оказалась одна в подобном месте. И я рассказала ему о своей будущей работе. «Где?» — спросил он. «В Девашгороде», — ответила я.
Человек, ехавший на Тобол, не слышал моих слов, но перс был неприятно удивлен. Он нахмурился, лицо его покрылось морщинами, словно вспаханное поле, и он стиснул мою руку со словами: «Разве вам необходимо ехать туда, сударыня? Разве это так необходимо?» И я ответила, что да, я обязана ехать, ибо отказ испортит мне дальнейшую карьеру. С этого момента я превратилась в парию, и он, азиат, избегал смотреть на меня; другой человек презрительно рассмеялся и назвал его «суеверным холопом», но вскоре также замолчал и впал в задумчивость, потом притворился спящим. В конце концов я со своим чемоданом оказалась на перекрестке у дороги, ведущей в Девашгород.
Появилась повозка, запряженная одной лошадью. Возница поднялся на ноги и приветствовал меня широким взмахом руки. Это был могучий человек с длинными, блестящими черными волосами, густыми усами и лицом казака, которое, казалось, было создано с помощью мастерка штукатура. На нем были яркая крестьянская рубаха и штаны из грубой ткани, заправленные в сильно поношенные высокие сапоги. Он назвался Трифоном. «Смешное имя», — подумала я. Пока мы ехали, он объяснил, что он — атаман, то есть в некотором роде вождь, исполняющий не только судебные, но и религиозные функции. В любом казацком селе имеется атаман, сообщил он мне.
Повозка перевалила через гребень холма, и перед нами раскинулся Девашгород. Село походило на набор кукольных домиков, симпатичных, выкрашенных в яркие цвета, и являло собой картину полной безмятежности — или почти полной. На краю села, ближайшем к дороге, прямо под нами, виднелась огромная яма, заросшая травой. Сверху я могла заглянуть туда и обнаружила, что на дне ее видна крыша дома.
— Что здесь произошло? — спросила я.
Трифон быстро ответил:
— Нечто ужасное. Землетрясение, земля разверзлась и поглотила дом. Самый ужасный день в жизни нашего села. Но вот, смотрите, — сменил он тему и указал на ельник, среди которого виднелась небольшая хижина. — Здесь вы будете учить детей, это школа. — Трифон хлопнул в ладоши, давая понять, что разговор окончен, и мы поехали вниз, в долину.
Лизавета смолкла, чтобы сделать очередной глоток водки.
Несколько озадаченный, Зарубкин спросил:
— Но как это могло привести к тому, что ты стала проституткой? Что, этот Трифон напал на тебя и изнасиловал?
Она рассмеялась.
— О нет, мой дорогой капитан. Неужели после такого захочется повторений?! Я уже скоро дойду до этого, но дай мне рассказать все по порядку, прошу тебя. — Она обняла его, чтобы уговорить дослушать. Снаружи чей-то голос злобно выкрикнул несколько грязных ругательств, другой голос приказал ему заткнуться. Лизавета, не обращая внимания на шум, продолжала: — Так вот, слушай. На следующий день я приступила к работе. Меня поселили в семье местных жителей, носящих фамилию Шалдины. У них было большое хозяйство и просторный дом, и Трифон заранее с ними обо всем договорился. Сын и дочь хозяев учились в школе. От них я узнала о своей предшественнице и запомнила несколько имен учеников. Дочь хозяев, Лариса, предупредила меня, чтобы я остерегалась одного мальчика, по имени Акакий. Я подумала, что он главарь какой-нибудь шайки. В школе было лишь двадцать два ученика; я решила, что некоторые родители не отдавали своих детей в школу и учили их дома, если учили вообще, не желая, чтобы их отпрыски узнали о «другом мире».
