Он посветил в темноте ручным фонариком – мешки, мешки, мешки и дверь, обитая железом, с простым английским замком. Подойдя, осторожно потянул за ручку – открыто.
По коридору шел смело, не таясь, как у себя дома, и никого не встретил. Через два коридора – грузовой лифт.
Нажал кнопку вызова – огромная кабина со скрипом распахнулась.
В лифте скинул с себя солдатскую шинель, стащил калоши с сияющих мокасин – и остался в добротном темно-синем костюме и белой рубашке, с кокетливой бабочкой на шее. Черные очки поменял на теневые с золоченой оправой. Теперь он ничем не отличался от обычных завсегдатаев клуба, пришедших скоротать вечерок в покое и неге.
Пошатался туда-сюда, огляделся. Вокруг мелькали знакомые чернобровые лица, но попадались и соотечественники, явно не федулинского замеса: импозантные, богато одетые мужчины средних лет, являющие собой замечательный тип преуспевающего новорусского бизнесмена.
Их легко отличить по заносчивой, самоуверенной повадке и по скучающему, как бы немного отстраненному от мирской суеты выражению лица. Федулинский затурканный бывший оборонщик, разумеется, им в подметки не годился. Присутствие здесь таких людей, безусловно, свидетельствовало о растущей популярности заведения.
Женщины встречались реже, если не считать полуголых возбужденных девиц, вспыхивающих то там, то тут, как рекламные клипы. В обслуге клуба преобладали стройные, как на подбор, мускулистые, пухлозадые юноши, чья профессия не вызывала сомнений у мало-мальски посвященного человека.
В одном из просторных, с высокими креслами и покерными столиками холлов Мышкин ненадолго задержался возле группы мужчин, мечущих банчок. Подивился ставкам: перед каждым игроком лежали груды зеленых стодолларовых фишек. На Харитона Даниловича никто не обратил внимания, выходит, безошибочно вписался в здешнюю среду обитания.
Вскоре добрался до ресторана и, помаячив в дверях, цепко оглядел полупустой зал. Хозяин города, грузный, черногривый, носатый Алихман-бек, как раз о чем-то беседовал с красивой брюнеткой. С ним Гарик Махмудов и Леха Жбан, приближенные лица, обоих Мышкин знал хорошо.
– Желаете поужинать? – подскочил к Мышкину метрдотель, шустрый господинчик в ослепительно белых кудряшках, похожий на лугового барашка.
– Попозже, милейший, попозже, – солидно кашлянул Мышкин. Он видел, как от стола хозяина на него вызверился Леха Жбан, но сделал вид, что не признал.
– Как будет угодно, – любезно продолжал барашек. – Супец нынче отменный, утренней доставки…
Не дослушав, Мышкин пошел прочь.
Возле туалета с дверями под мрамор и с кисейными шторками дежурил рослый детина, из-под распахнутого ворота выглядывала спецназовская тельняшка. Встретились взглядами, спецназовец улыбнулся, блеснув зубами.
– Можно, дяденька, заходи, не робей.
– Бывает, что нельзя? – спросил Мышкин.
– Бывает, и нельзя, – подтвердил охранник, видно заскучавший на своем посту. Мышкин оглянулся: коридор пуст. Помеху следовало устранить немедленно, и он выбрал самый простой способ. Спецназовец стоял расслабленный, с опущенными руками, не ожидая, конечно, подвоха от пожилого, праздного богача. Проходя мимо, Мышкин, изогнувшись, впечатал локоть в упругое брюхо и, не дав опомниться, перехватил согнувшегося детину за шею. Крутнул так, что хрустнули позвонки, и, не мешкая, втащил обмягшее тело в сортир. Там удобно приспособил его на стульчаке в одной из кабинок и аккуратно заклинил дверь. Помыл руки в мраморном умывальнике, щедро попользовавшись ароматным, ало-сине-белым полосатым мылом. Хотел даже прихватить кусок с собой, чтобы показать Тарасовне, чем моются настоящие господа, но не нашел, во что завернуть.
Теперь оставалось только ждать. Мышкин надеялся, что ждать придется недолго: многим в городе известно, что могучий и непреклонный Алихман-бек от больших нервных перегрузок маялся мочевым пузырем.
…По знаку владыки Гарик Махмудов привел за стол маленького, невзрачного человечка, одетого в большой, не по росту, клубный пиджак, и с таким же, под цвет пиджака, личиком, будто свеколка, на котором, однако, светились умные, немигающие глаза, выдающие достаточную независимость их владельца. Это был Гоша Прохоров, по кличке "Дрозд", посланец дружеской казанской группировки, прибывший в Федулинск исключительно по служебной надобности. Алихман-бек милостиво протянул над столом волосатую руку, которую Гоша почтительно пожал двумя руками, но целовать не стал. Алихман-бек едва заметно поморщился.
