А потом Чон Дин, тоже увидевший это ранение и заметивший, как наступают сверху бандиты, чтобы в последней отчаянной попытке взять хоть одного офицера живым, сам предложил остаться. Спорить было нельзя, и Асанову оставалось только кивнуть головой, обняв на прощание своего капитана. А потом пять километров через горы он тащил Катю Падерину на себе. Тащил, выбиваясь из сил, зная, что ни при каких обстоятельствах не бросит ее.
И позади слышались выстрелы. И шел неравный бой одного человека с целой группой наседавших на него бандитов. И только когда Асанов подошел к границе, он услышал, как прекратился последний бой капитана Чон Дина. Единственное, что мог сделать перед своим уходом генерал, единственное, чем они наградили своего офицера, был молчаливый кивок на вопрос Чон Дина:
– Мы все сделали правильно?
Конечно, Асанов не имел права даже отвечать на этот вопрос, но бывают случаи, когда можно нарушать самые большие секреты в мире. И он просто кивнул головой. И впервые за все время их экспедиции Чон Дин широко улыбнулся. Словно понял за пять минут до своей смерти весь замысел операции и героическую роль каждого из офицеров, участвовавших в этой экспедиции.
Труп его не был найден, но в горах еще долго рассказывали о маленьком киргизе, перебившем большой отряд контрабандистов. Некоторые считали, что он был человеком Алимурата, некоторые даже говорили, что он был послан из Пакистана.
А Асанов вышел на границу, унося почти бесчувственную от боли Падерину, и только спустя три дня узнал, что левую ногу молодой женщины спасти не удалось, и она стала инвалидом. В разгромленном длительной гражданской войной Душанбе не было ни хороших врачей, ни нужных лекарств. Началась гангрена, и врачам пришлось пойти на ампутацию, чтобы спасти жизнь молодой женщины.
А первая группа – Рахимов, Семенов, Борзунов вышла почти без приключений, если не считать легкого ранения Семенова, прикрывавшего собой командира группы.
Еще через два месяца появился секретный Указ президента, нигде не опубликованный, никем не читанный. В нем орденами награждались все члены группы Асанова, из которых трое получили их посмертно. А через несколько дней пришло сообщение из Душанбе, что границу перешел Абдулло Ташмухаммедов.
Захваченного Кречетова привезли в лагерь Нуруллы. Врач, осмотревший его, заявил, что он будет жить, хотя получил новое ранение в голову. Обрадованный Корнер приказал, не дожидаясь утра, грузить полковника в машину и вылетел почти сразу, даже не попрощавшись с Нуруллой, которого он так ненавидел.
На базе Кречетову перевязали рану, сделали укол. Но база Нуруллы была всего лишь походным лагерем. А вот на станции, уже в Пакистане, к нему был вызван специальный врач из Исламабада, который, осмотрев больного, категорически заявил, что тому нужен просто покой и хороший сон. И пока полковник Кречетов отсыпался в своей комнате, находясь под строгим надзором двоих охранников, Беннет и Корнер играли в шахматы, а Мосс, счастливый от благополучного разрешения операции, ходил между ними.
– Это здорово, – повторял он все время, – это действительно здорово. Вы сумели вырвать его из рук команды смертников, лучших «коммандос» КГБ.
– КГБ уже давно нет, – возразил Корнер, глядя на доску, – там сейчас СВР и ФСК.
– Какая разница, – отмахнулся Мосс, – все равно КГБ. Видимо, этот полковник был для них очень важен, раз они пошли на такой шаг.
– С этим я, пожалуй, соглашусь, – произнес Корнер, передвигая фигуру, – он действительно для них представляет какую-то исключительную ценность. Они пошли просто на беспрецедентные меры, чтобы его освободить.
– Да, – согласился Беннет, – а потом как-то глупо его оставили.
– Что вы хотите сказать? – насторожился Мосс. – Думаете, он два раза сам сдавался в плен?
– Конечно, нет, – сразу ответил Беннет, – в первом случае он вообще спасся чудом. Взорвался вертолет, а его выбросило взрывной волной на камни. Хорошо еще, не разбился, а лишь повредил себе ногу. А во втором у него было столько крови, что некоторые люди Нуруллы даже решили, что он мертв. С этим все ясно. Непонятно другое: зачем понадобилось выбрасывать целую группу смертников, чтобы освободить полковника, и без того возвращавшегося домой. Может, они боялись, что мы узнаем нечто такое, что заставит Нуруллу отложить обмен?
