— Где твое сочувствие?
— А чему тут сочувствовать?
— У меня тяжелый период, Саймон. Одиночество замучило, и это ненормально: я ценю жизнь, только когда одинок.
— Тебе скоро сорок, в этом все дело.
— Спасибо тебе. Остается только дождаться этого переломного момента. Нет, просто у нас в газете атмосфера вредная для здоровья, все мы там живем под дамокловым мечом. Вот и захотелось немного бальзама на сердце… Кем она была, эта твоя Кэти Стейнбек?
— Моей преподавательницей философии.
— Да ну? Вот бы не подумал, что девушка, озарившая твою юность, была… в общем, уже не юной.
— Жизнь — сложная штука: когда мне было двадцать, мою фантазию будили женщины на пятнадцать лет старше меня, а теперь, в тридцать семь, у меня кружится голова от тех, кто на те же пятнадцать лет меня моложе.
— Все дело в твоей голове, старина.
— Не расскажешь мне подробнее про свою Вэлери Рэмси?
— Я столкнулся с ней на прошлой неделе, когда вышел из бара «Мариотта».
— Понятно…
— Ничего тебе не понятно! Я сох по ней еще в школе. Когда она сбежала из нашего городка, как воровка, заметающая следы, я несколько лет не мог ее забыть. А если начистоту, то я до сих пор не уверен, что мне действительно удалось ее забыть.
— И теперь, встретив ее, ты был жестоко разочарован.
— Наоборот, в ней что-то переменилось, и она теперь волнует меня еще больше.
— Она стала женщиной — как-нибудь на досуге я тебе растолкую, что это такое! Ты хочешь сказать, что снова в нее влюбился? «Эндрю Стилмена прямо посреди 40-й улицы сразила любовь с первого взгляда» — вот это заголовок!
— Я пытаюсь тебе объяснить, но ты не понимаешь. Я потерял покой, а этого со мной давненько не случалось!
— Ты знаешь, как с ней связаться?
— Завтра мы вместе ужинаем. У меня мандраж, будто я сопливый мальчишка!
— Откровенность за откровенность: сдается мне, этот мандраж нас никогда не покинет. Спустя десять лет после смерти моей матери отец познакомился в супермаркете с женщиной. Ему было шестьдесят восемь, и накануне его первого ужина с ней мне пришлось везти его в город: ему приспичило купить новый костюм. В примерочной кабинке он принялся репетировать, что будет говорить ей за столом, стал спрашивать моего совета… Знаешь, как трогательно? Отсюда мораль: перед женщиной, которая нас волнует, мы всегда теряемся, и возраст здесь ни при чем.
— Спасибо, ты меня подбодрил перед завтрашним ужином…
— Я говорю это тебе для того, чтобы ты не совершал оплошность за оплошностью. Тебе будет казаться, что ты говоришь скучно, — возможно, так оно и будет. Зато потом, вернувшись домой, ты станешь упрекать себя в излишней пафосности.
— Ты, главное, не останавливайся, Саймон. Как же здорово иметь настоящих друзей!
— Погоди, не ворчи. Я хочу помочь тебе сосредоточиться. Завтра вечером ты должен максимально использовать этот момент, тем более что ты даже не надеялся, что он когда-нибудь наступит. Будь самим собой: если ты ей понравишься, то понравишься таким, как есть.
— Неужели мы так зависим от женского пола?
— А ты оглянись вокруг — хотя бы здесь, в баре. Ладно, о своей преподавательнице философии я тебе расскажу как-нибудь потом. В пятницу мы с тобой обедаем, я жду подробного отчета. Только, если можно, не такого длинного, как твой некролог.
Когда они выходили из «Федоры», их охватила вечерняя прохлада. Саймон укатил на такси, Эндрю побрел домой пешком.
В пятницу Эндрю поведал Саймону, что его ужин с Вэлери прошел именно так, как тот предсказывал, если не хуже. И сделал вывод, что, кажется, действительно снова влюбился в Вэлери, что его совершенно не устраивало, поскольку она, не слишком распространяясь на эту тему, повторила, что в ее жизни есть мужчина. Ни назавтра, ни на следующей неделе она так ему и не позвонила. Эндрю чувствовал, как постепенно впадает в тоску. Субботу он провел за работой в газете, а в воскресенье они с Саймоном играли в баскетбол на площадке на углу Шестой авеню и Уэст-Хьюстон, за неимением слов посылая друг другу мяч.
Воскресный вечер получился невыносимо скучным: еда из китайского ресторанчика (заказ по телефону) и телевизор — фильм, который он уже видел, вперемежку с хоккейным матчем и частью сериала про хитроумных полицейских, распутывающих гнусные преступления. Этот тоскливый вечер так и тянулся, но в девять часов вдруг зажегся дисплей его мобильного телефона: пришло сообщение — и не от Саймона, а от Вэлери, которой потребовалось немедленно с ним увидеться и поговорить.
