Возле двери в обнимку с «дефендером» храпел мой телохранитель Павел Сирота, но стоило скрипнуть двери, как парень мгновенно проснулся.
– Где остальные? – спросил я горе-часового.
– Спят без задних ног, внизу в светелке.
– Все живы? А то я толком ничего не помню.
– Да, погуляли мы знатно! А ты, командир, всех удивил! Всю ночь до утра песни пел, и ни в одном глазу! Правда, заснул под утро как убитый, и пришлось нам тебя на руках нести. В каких это странах так лихо хмельное пить умеют? Ты за ночь больше выхлебал, чем загнанная лошадь воды зараз выпивает. Сам бы не видел – ни в жизнь не поверил бы, что человек столько выпить может и не помереть!
– Какие твои годы, еще научишься. Чего я еще вчера учудил? Обоз наш не пропил и в закупы вас ни к кому не продал?
– Да нет вроде. Правда, я сам, что поутру было, плохо помню, но тогда уже в трактир Еремей из города вернулся. Я только казну сторожил, чтобы не утащили!
– Какую казну?
– Да ты своими песнями из торговых гостей полпуда серебра вытряс, а немцы, которые к полуночи заявились, с тобой за песни золотом рассчитались! Гишпанец так тот вообще едва не зарезался, когда ты про какой-то амор запел, други евонные еле кинжал отобрали. Правда, он к тому времени уже пьяный в лоскуты был, но скулил уж больно жалобно.
– Буди гвардию, пойдем перекусим в трактир, а то что-то жрать охота.
– Командир, лучше давай я сбегаю и сюда принесу чего-нибудь поесть. Тебя толпа народу почитай с самого утра возле трактира дожидается, я давеча едва отсюдова ходоков во двор выгнал.
– Что за ходоки такие нарисовались? – удивился я.
– Да это Расстрига спьяну расстарался, оглоблю ему в дышло! Когда тебя спать унесли, он вещать начал как юродивый, вот и напроповедовал! Теперь народ ждет, когда ты в ополчение воев набирать станешь, чтобы на Казань идти.
– Да вы что там, совсем рехнулись?! Какая, на хрен, Казань?! – оторопел я, услышав неожиданное известие.
– Так и я говорю, что до лета подождать нужно, а Расстрига: «Сейчас пойдем, пока нас не ждут»!
– Бегом гони всех сюда! – приказал я Сироте. – Разбираться будем, что вы там еще учудили! Мать моя женщина, и за что только мне все это? – схватившись за больную голову, простонал я, вернувшись в свою комнату.
Минут через десять страдающая от похмелья и сильно помятая гвардия явилась пред мои очи, и я приступил к разбору полетов.
Сначала у меня было большое желание пришибить Расстригу, который, по словам Сироты, затеял всю эту катавасию с казанским походом, но в процессе расследования выяснилось, что и у меня рыльце в пушку. Постепенно с помощью вопросов и ответов мне удалось восстановить хронологию событий вчерашнего банкета, и я понял, что попал не по-детски.
Оказалось, что в антракте концерта я сцепился с каким-то монахом, заявившимся в трактир собирать пожертвования на реставрацию храма Гроба Господня в Иерусалиме. Поначалу я в коммерцию монаха не вмешивался, но когда тот начал торговать в розницу гвоздями, которыми якобы был распят на кресте Иисус, то не выдержал такой борзости и поколотил божьего человека. Монах завыл как потерпевший и проклял меня за то, что я поднял руку на паломника ко Гробу Господа нашего, а по нынешним временам такой индивидуум считался чуть ли не святым. Народ возмутился подобным святотатством, и в трактире запахло жареным.
Быстро сообразив, что наша компания может легко огрести люлей за нападение на служителя церкви, я попытался взять ситуацию под контроль и заявил, что сам лично бывал в Иерусалиме, а монах врет как сивый мерин. Среди посетителей мгновенно нашлись добровольные арбитры в завязавшемся религиозном диспуте, и началось шоу «Что? Где? Когда?».
После нескольких заданных мною наводящих вопросов быстро выяснилось, что монах никакого понятия не имеет о расположении библейских мест на Святой земле, и симпатии зрителей стали склоняться на мою сторону. Поняв, что прокололся, монах начал юлить и плеваться, за что был нещадно бит посетителями и с позором выброшен из трактира. Однако этот урод оказался послушником местного Борисоглебского монастыря, а избиение божьего человека считалось серьезным преступлением и грозило выйти нам боком.