Однако не все было спокойно в «Датском королевстве». Новгородская и Псковская республики, приведенные к покорности еще отцом молодого князя, начали своевольничать, и ручеек дани, которую они платили Москве, стал иссякать. Псков и Новгород держали в своих руках всю торговлю с Европой, а вместе с ней и основные финансовые потоки. Ссориться с купеческими городами было опасно, так князь мог остаться вообще без гроша в кармане.
Если перефразировать слова Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке», то в нынешней ситуации они звучали бы так: «А какой ты, к чертовой матери, князь, ежели у тебя нет золотого запаса?»
Большая княжеская дружина требовала больших денег, вот и изворачивался Иван III как мог, обещая золотые горы соратникам своего отца, державшим в своих руках нити управления Московским княжеством. Короля играет свита, а без ее поддержки татары с зарвавшегося московского князя запросто живьем шкуру сдерут.
Эти политические расклады объяснил мне по дружбе новгородский купец Афанасий Ключник, недавно приплывший в Верею из Казани. Купец был не дурак выпить на халяву, а я в рекламных целях напоил его эксклюзивным самогоном собственной выделки. Мой самогон был крепостью градусов под сорок, чем выгодно отличался от местных спиртных напитков, оказавшихся на поверку не крепче нашего джин-тоника. Есть поговорка «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», вот и провел окосевший купец пространную политинформацию для щедрого собутыльника.
Я в прошлой жизни был не дурак выпить, но местный выбор алкоголя был довольно бедным и ограничивался в основном пивом, брагой и медовухой. Правда, изредка купцы привозили сухое греческое вино из Крыма, которое оказалось хуже паленой молдавской бормотухи подвального разлива. Я эту гадость попробовал всего один раз, а наутро едва не подох от головной боли, вот и соорудил себе примитивный дистиллятор из глиняного горшка и двух тарелок, в котором перегонял брагу на самогон.
После очистки через березовый уголь и настаивания на ягодах и травах получился весьма приличный продукт, который я толкал заезжим купцам из-под полы за весьма неплохие деньги. Подпольная торговля спиртным недурно пополняла мою личную казну, которая стремительно пустела на поприще подготовки боярской дружины.
Должность боярского воеводы грела мне душу, но одновременно и со страшной силой тянула из кошелька накопленные деньги. Боярыня назначила меня воеводой от отчаяния и в момент реальной опасности для жизни детей, а на самом деле она просто хотела выиграть время и спастись от лихого татя.
Однако ее коварные планы на мой счет поломал тиун Андрей Мытник, с которым боярыня делила вдовью постель. Тиун бросил свою любовницу на произвол судьбы, сбежав из обоза по дороге в Верею, и скрылся в неизвестном направлении. По этой причине расправу над самозванцем Алексашкой Томилиным отложили и оставили меня на должности воеводы до появления более подходящей кандидатуры.
Скорее всего, так бы и произошло, если бы я не развил бурную деятельность на посту воеводы, убедившую Пелагею отказалась от поисков преемника, тем более у нее не было денег, чтобы нанять стоящего человека.
Проблема отсутствия финансов стала перед боярыней во весь рост, когда наступила пора набирать рекрутов в дружину. Боярыня слишком доверилась в финансовых вопросах своему тиуну и любовнику, а мерзавец, лишившись доходной должности, смылся с половиной боярской казны, и теперь ищи ветра в поле.
Прокормить дружину из трех десятков человек боярыня еще была в состоянии, но вооружить, одоспешить и закупить приличных коней для дружины не могла физически. Разобравшись в обстановке, я поначалу тоже решил сделать ноги, но все-таки задушил проснувшуюся в душе жадность и даже вложил в создание дружины личные средства, получив за это карт-бланш на любые действия и долговую расписку от боярыни.
После обследования запасов вооружения в боярской усадьбе я понял, что в данный момент захватить Верею сможет даже ленивый, ибо куча ржавых железок, которые закупил беглый тиун для своего воинства, годилась только в переплавку. Из доспехов присутствовали лишь стеганые, длиной до колена, с высоким воротником телогрейки, на которые были нашиты металлические бляхи. Эта хрень, наверное, неплохо защищала от холода, но не от сабли или стрелы, и гордо именовалась тегиляем. С таким вооружением не только на княжий смотр, но даже на большую дорогу выходить стыдно, а если идти в настоящий бой, то проще самим зарезаться, не так больно будет.
