— Нет, капитан.
— Ну, так и лет тридцать еще не услышите. А со мной все наоборот, и вы сейчас в этом убедитесь, бригадир. Будите его, черт бы вас взял! Ему сон не так нужен, как мне.
— Хорошо, капитан.
— Минутку, Эсталер. Чего хочет этот тип?
— Это паникер. Боится, как бы убийца его не убил.
— Мы же договорились больше не слушать паникеров. Их теперь сто тысяч по всему городу. Выгоните его и дайте комиссару поспать.
— Но он утверждает, что у него особый случай, — уточнил Эсталер.
— Каждый трус считает себя важнее других. Иначе бы и паники не было.
— Нет, он говорит, что его покусали блохи.
— Когда? — спросил Данглар, присаживаясь на постели.
— Этой ночью.
— Ладно, Эсталер, будите его. Я тоже еду.
Адамберг сполоснулся холодной водой до пояса, попросил Эсталера принести кофе — накануне им привезли новый кофейный аппарат — и ногой оттолкнул раскладушку в глубь кабинета.
— Ведите его ко мне, бригадир, — сказал он.
— Эсталер, — назвался молодой человек.
Адамберг покачал головой и достал блокнот. Теперь, когда сеятель пойман, у него будет время заняться этой ротой незнакомцев, которые работали здесь. Он записал: «круглое лицо, зеленые глаза, пугливый — Эсталер». Тут же добавил: «энтомолог, блохи, кадык — Мартен».
— Как его имя? — спросил он.
— Кевин Рубо, — ответил бригадир.
— Сколько лет?
— Около тридцати, — предположил Эсталер.
— Говорит, что этой ночью его укусили, так?
— Да, и он боится.
— Неплохо.
Эсталер проводил Кевина Рубо в кабинет комиссара, держа в левой руке чашку кофе без сахара. Комиссар пил без сахара. В отличие от Адамберга Эсталер помнил о таких мелочах, ему нравилось о них помнить и показывать, что он о них помнил.
— Я не клал сахар, комиссар, — доложил он, ставя чашку на стол, а Кевина Рубо сажая на стул.
— Спасибо, Эсталер.
Мужчина возбужденно почесал густую растительность на груди, явно чувствуя себя не в своей тарелке. От него пахло потом, а запах пота смешивался с запахом вина.
— Раньше у вас не было блох? — спросил его Адамберг.
— Никогда.
— Вы уверены, что вас укусили сегодня ночью?
— И двух часов не прошло, я от этого и проснулся. И сразу к вам.
— В вашем доме есть четверки на дверях, господин Рубо?
— Есть две. Сторожиха нарисовала у себя на стекле фломастером, и еще у одного типа с шестого этажа.
— Тогда это не он. И блохи не его. Можете спокойно идти домой.
— Вы что, смеетесь? — повысил голос мужчина. — Я требую защиты.
— Сеятель рисует на всех дверях, кроме одной, прежде чем подбросить блох, — отчеканил Адамберг. — Это другие блохи. В последнее время к вам приходил кто-нибудь? Кто-нибудь с животным?
— Да, — ответил Рубо, насупившись. — Два дня назад приятель заходил с собакой.
— Вот вам и ответ. Идите домой, господин Рубо, и ложитесь спать. И мы тоже соснем часок, так будет лучше для всех.
— Нет. Не хочу.
— Если вы так волнуетесь, пригласите службу дезинфекции, — посоветовал Адамберг, — и дело с концом.
— Бесполезно. Убийца выбрал меня, и он меня убьет, с блохами или без. Я требую, чтобы меня защитили.
Адамберг вернулся к столу, прислонился к стене и вгляделся в Кевина Рубо более внимательно. Тридцать лет, вспыльчив, встревожен, в больших, темных выпученных глазах мелькает что-то неуловимое.
— Хорошо, — сказал Адамберг. — Он выбрал вас. В вашем доме нет ни одной четверки, из-за которой стоило бы тревожиться, но вы знаете, что он выбрал именно вас.
— У меня блохи, — проворчал Рубо. — В газете же писали. У всех жертв были блохи.
— А как же собака вашего друга?
— Это не то.
— Почему вы так уверены?
Голос комиссара изменился, Рубо почувствовал это и съежился на стуле.
— В газете писали, — повторил он.
— Нет, Рубо, тут дело в другом.
Было пять минут седьмого, только что прибыл Данглар, и Адамберг пригласил его в кабинет. Капитан молча вошел и сел за компьютер.
— Слушайте, — Рубо снова обрел уверенность, — мне угрожают, какой-то псих пытается меня убить, а на меня же еще наезжают?
— Чем вы занимаетесь? — спросил Адамберг более мягко.
— Работаю в отделе продажи линолеума в большом мебельном магазине, за Восточным вокзалом.
— Вы женаты?
— Развелся два года назад.
— Дети есть?
