— Про секстант?
— Да.
— Ну, я имел в виду секстант, если с ним ошибешься, это огромная промашка, и прощать такое нельзя.
Адамберг замер и уставился в какую-то точку на столе, напряженно размышляя и вытянув вперед руку, словно призывая Жосса к молчанию. Тот не отважился заговорить и смотрел на бутерброд, который Адамберг сжимал в руке.
— Теперь я вспомнил, Ле Герн, — сказал Адамберг, поднимая голову. — Я вспомнил, когда запутался и упустил его.
— Кого?
— Сеятеля чумы. Я упустил его, потому что заблудился. Но теперь я знаю, когда именно это произошло.
— А это важно?
— Так же важно, как если бы вы могли исправить ошибку с секстантом и вернуться на то место, где сбились с пути.
— Тогда это и правда важно, — согласился Жосс.
— Мне нужно идти, — сказал Адамберг, оставляя на столе деньги.
— Осторожней с драккаром, — предупредил Жосс. — Черепушку не расшибите.
— Я низкорослый. Сегодня утром были «странные» письма?
— Мы бы вам сказали.
— Идете искать место, где заблудились? — спросил Жосс, когда комиссар открывал дверь.
— Совершенно верно, капитан.
— А вы точно знаете, где оно?
Адамберг молча указал на свой лоб и вышел.
Все началось с промашки. Той самой, о которой ему говорил Марк Вандузлер. Тогда-то нить и ускользнула от него. Шагая по улице, Адамберг попытался вспомнить слова Вандузлера. Перед ним снова возникла картина их недавней встречи и звук голосов. Вандузлер стоит у двери, у него блестящий ремень, он возбужденно жестикулирует, в воздухе мелькает его худая рука, на ней три серебряных кольца. Да, они тогда говорили про уголь. Ваш преступник напрасно пачкает тело углем. Он совершает большую промашку.
Адамберг облегченно вздохнул, сел на первую подвернувшуюся скамейку, записал слова Марка Вандузлера в записную книжку и доел бутерброд. Он не знал, где искать, но теперь он хотя бы вернулся на прежнее место. Туда, где его секстант стал врать. И он знал, что туман начал сгущаться именно здесь. Огромное спасибо моряку Жоссу Ле Герну.
Он спокойно дошел до уголовного розыска, по дороге его взгляд то и дело натыкался на газетные заголовки в киосках. Если сегодня вечером или завтра сеятель опять напишет во «Франс Пресс», пошлет им этот опасный «Малый трактат о чуме» и когда все узнают о четвертой жертве, слухи нельзя будет остановить. Сеятель продолжал сеять и пожинал богатый урожай.
Сегодня вечером или завтра.
— Это ты?
— Я, Мане, открывай, — нетерпеливо отозвался мужчина.
Едва переступив порог, он бросился в объятия старой женщины и прижал ее к себе, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— Получилось, Мане, получилось! — воскликнул он.
— Как мухи мрут, как мухи!
— Они корчатся и падают, Мане. Помнишь, раньше зараженные как безумные рвали на себе одежду и бежали в реку топиться? Или бились об стену!
— Идем, Арно. — Старуха потянула его за рукав. — Нечего стоять в темноте.
И Мане направилась в гостиную, освещая дорогу электрической лампой.
— Садись, я испекла тебе лепешек. Ты знаешь, сейчас сливок не достать, приходится класть сметану. Я вынуждена ее класть, Арно. Налей себе вина.
— Раньше зараженных даже из окон выбрасывали, так много их было, они валялись на улицах, как старые матрасы. Грустные времена были, правда, Мане? Родители, братья, сестры.
— Они тебе не братья и не сестры. Это дикие звери, которые недостойны землю топтать. Потом, только потом ты вновь обретешь свои силы. Или они, или ты. Сейчас твой черед.
Арно улыбнулся:
— Знаешь, сначала они еще суетятся, но через несколько дней слабеют.
— Бич Божий настигает их на бегу. Пусть себе бегают. Теперь они наверняка знают.
— Конечно знают и дрожат от страха, Мане. Настала их очередь, — сказал Арно, осушая стакан.
— Довольно вздор молоть, ты пришел за ними?
— Мне нужно много. Пришло время отправляться в путешествие, Мане, ты знаешь, я иду дальше.
— Ну, что, не дрянь я тебе подсунула, а?
На чердаке старуха направилась к клеткам, откуда доносился писк и царапанье.
— Ну, ну, — пробормотала она, — чего расшумелись? Разве Мане вас не кормит?
Она подняла небольшой, плотно завязанный мешок и протянула Арно.
— Держи, — сказала она, — потом все расскажешь.