– Я не понял: ты собираешься в отпуск? – с подозрением спросил Погорелов, в большом и умном мозгу которого не помещались земляника и козий сыр. Вернее, они по-прежнему не имели к нему никакого отношения.
– Я собираюсь развестись с тобой. Немедленно! – заявила Светлана, и Погорелов как-то сразу понял, что она не шутит.
– Но у меня ничего не было с секретаршей, – снова заявил он, повысив голос. – Она мне даже не нравится.
– И поэтому мне тебя жаль, – ответила его жена и, похлопав Погорелова по руке, вы скользнула за дверь.
С секретаршей мужа, которой удалось вывести ее из состояния душевной комы, она больше так никогда и не встретилась.
Серафима же, мокрая, но полная надежд, выскочила из туалета и, попеременно поднимая вверх то левую, то правую руку, подпрыгивая, устремилась к своему рабочему месту. Босс появился сразу же, как только заслышал ее возню в приемной. Она посмотрела на него с надеждой и робко улыбнулась.
– Серафима, вы уволены, – сказал он прямо в ее улыбку.
Улыбка медленно погасла.
– Я не поняла…
– Вы уволены, – отчеканил Погорелов и вышел, хлопнув дверью.
И Серафима осталась одна.
Вероятно, это был тот самый новый тренер, о котором Мишка прожужжал ей все уши. Ребенок мечтал отлить его в бронзе и водрузить на пьедестал, словно памятник. У «памятника» имелись кривые мускулистые ноги и широкое, дочерна загорелое лицо с крупным носом и густыми бровями. Картину довершали мяч, который он прижимал к себе, и длинный свисток на веревочке.
– Это ваш сын? – спросил он недоверчиво и прищурил голубой глаз.
– Нет, младший брат, – спокойно ответила Даша, положив руку Мишке на плечо.
– Просто не верится. Вчера за ним одна сестра приходила, позавчера – другая. Сегодня вот вы пришли. Сколько же у него сестер?
«Воз и маленькая тележка», – хотела ответить Даша, но ничего такого вслух не сказала, а легко пожала плечами:
– Шесть или семь, точно не помню.
– Ладно, шутница, забирайте своего орла, – тренер похлопал Мишку по тощей спине, вероятно, решив для бодрости встряхнуть все его внутренности. – И пусть он больше не опаздывает, иначе я сниму его с соревнований.
– Клянусь больше не опаздывать! – горячо заверил ребенок, а Даша коротко кивнула.
Потом взяла брата за руку и повела к выходу со стадиона. Причем ей все время хотелось обернуться, чтобы проверить, смотрит ли кто-нибудь им вслед.
– Даш, тебе мой тренер понравился? – поинтересовался Мишка, поддевая камушек ногой.
– Понравился, – соврала она без тени раскаяния. Она так привыкла постоянно подстраиваться под малышню, что мелкое вранье уже вошло у нее в привычку.
Вранье безвредное, разумеется. Надо было постоянно держать в голове детскую ранимость, гипертрофированное чувство собственного достоинства и буйный азаровский нрав.
Мишка гнал камень все дальше и дальше – выкатил его за ворота стадиона и теперь старался удержать на тротуаре. Даша невольно обратила внимание на то, что кроссовки братца изношены почти до дыр, и хочешь не хочешь, а скоро придется покупать новые. Озабоченно вздохнула. Мама наверняка расстроится – на обувь в этом месяце денег не откладывали.
– Даш, а ты не хочешь его закадрить? – неожиданно спросил ребенок и посмотрел на нее снизу вверх с искренним интересом.
– Кого? – опешила та. – Тренера твоего? Ну… У него, наверное, своя девушка есть. А зачем тебе надо, чтобы я его кадрила? Рассчитываешь стать его любимчиком?
– Нет, просто ты в последнее время такая занудная, – заявил Мишка. – А если начнешь кадриться, сразу повеселеешь.
Даша хмыкнула.
– Занудная? – переспросила она. – Да просто у меня новая работа, очень серьезная и важная. Я немножко нервничаю, потому что попала в незнакомый коллектив. Это все равно как если бы тебя перевели в другую школу, понимаешь?
– Понимаю, – вздохнул брат. И неожиданно выдал: – А мне кажется, ты такая стала потому, что на тебе твой Толик жениться не хочет.
Даша точно знала, откуда у детей берутся «умные» мысли.
– Это тебе кто сказал? – с подозрением спросила она, усадив Мишку на скамейку под козырьком автобусной остановки.
Камень братец, разумеется, поднял и сунул в карман, предварительно завернув его в конфетный фантик: мама просила его не пачкать штаны.