— И покупка такого количества не вызвала бы подозрений? Не запомнилась бы продавцам?
— Бог с тобой, золотая рыбка! Он же не полста баллонов покупал. Ну три, ну пять, ну десять — если запасливый очень и планирует долго еще нас своими инсталляциями радовать.
— Типун тебе на язык!
— Я к тому, что ничего необычного в такой покупке нет. А если покупать в каком-нибудь строймаркете, где за день тысячи покупателей…
— Но в строймаркете камеры наблюдения!
— Точно-точно. Нет, теоретически можно изучить всю базу со всех магазинов, вычленить оттуда всю нужную нам краску, отобрать покупки за наличные — не картой же он расплачивался. А после привязать время подходящих покупок к записям камер наблюдения… и умереть от старости в процессе их рассматривания. Мы ведь даже не знаем, однократная эта покупка или их было несколько. Может, он неделю подряд приходил по баллончику покупал.
— А это не подозрительно?
— Подозрительно — что?
— Ну… что один и тот же человек каждый день…
— Что он один и тот же, ты увидишь только на камерах. А после, схватив подозрительного тебе персонажа, обнаружишь безобидного уличного художника. Или десяток уличных художников. А если это была все-таки одна покупка? Лично я, кстати, так бы и сделал. Мы ж не знаем, сколько краски он купил. С учетом потерь на непродуктивный расход, я имею в виду. Можно бы эксперимент провести, но манекен потом очень муторно отмывать. Данетотыч еще перед первой аутопсией звонил, спрашивал.
Данетотычем называли любимого всеми «доктора мертвых» Мстислава Евстигнеевича Федотова. Место зубодробительного имени-отчества давным-давно заняла фамилия, для удобства превращенная в аналог отчества. Федотыча же кто-то из шутников преобразил в Данетотыча, Федот, мол, да не тот. Называли так Федотова больше за глаза, но можно было и лично, прозвище ему явно нравилось.
— Трудно отмывать, говоришь?
— Ты хочешь его по пятнам искать? Или по запаху растворителя?
— Господи! Я готова его через хрустальный шар искать! Думаешь, он мог и не запачкаться?
— Да запросто. Перчатки, фартук, да хоть комбинезон пластиковый. Или пленкой пищевой обмотаться — дешево и сердито. Сохнет эта фигня моментально. Лак, что на волосах, подольше, но ненамного.
— Про посторонние волокна, пыль или еще что-то в этом роде бессмысленно спрашивать? Опять ничего?
— Ты еще про чужой эпителий спроси! Ты же понимаешь, если бы что-то было, ты узнала бы об этом первой?
— Но как? Краска, может, и быстро сохнет, но ему все равно приходится с телом контактировать, должно же хоть что-то остаться!
— Не обязательно. Я ж говорю, пластиковый комбинезон и все дела. А чтоб по городу в комбинезоне не шляться, он, думаю, тела тоже пластиком оборачивает. Ну типа мусорных пакетов. Даже шестидесятилитрового почти хватило бы, а литров на сто…
— Такие большие бывают?
— Еще и не такие бывают. Ты никогда мусор после ремонта не вывозила?
— Понятно… Проклятье!
— Категорически согласен. У Данетотыча, как я понимаю, тоже ничего?
— Все то же самое. Посторонней биологии нет, травм тоже. В районе талии, правда, он что-то такое вроде бы обнаружил, но скорее нечто, чем что-то реальное.
— Следы связывания?
— Не исключено. Хотя настолько слабые, что Данетотыч и сам сомневается. Нет, но какой аккуратный мерзавец!
— Мне жаль, Арин, — голос в трубке звучал почти ласково. — Честное слово!
— Да я понимаю, если бы там хоть что-то было, ты нашел бы. Спасибо, что позвонил. Протоколы потом заберу, толку с них…
— А в дело подшить? Чтобы Чайнику было что предъявлять.
— Вот разве что.
* * *
Чайника Арина не боялась — за два года успела привыкнуть, что новый начальник делает все, чтобы «держать вверенный контингент в тонусе», нет повода — просто так нотацию закатит. Например, из-за того, что ты не явился вовремя с ежедневным докладом. Ни допрос ключевого свидетеля, ни даже «внеплановый» труп в качестве оправданий не принимались. Положено — значит, положено. Чтоб не расслаблялись. Иван Никитич никогда себе такого не позволял. Суров был — ну так работа такая, а попусту цепляться ему и в голову бы не пришло. Когда он уходил в отставку, все были уверены, что в его кресло сядет Савонарола — Семен Игнатьевич Савельев — старейший следователь подразделения, педант, зануда и придира. Натуральный Великий Инквизитор. Но дело он знал как мало кто, и работать с ним было, безусловно, можно.