Я указываю на фотографию Мосина с пожилой женщиной, чьи зеленые глаза — постаревшая копия глаз девушки.
— Кто это?
Сандерс сверяется с планшетом.
— Сестра бабушки. Обратная сторона фотографии есть?
Я качаю головой:
— Нет. Но размер распечатки и камера — явно те же. Двоюродный брат Мосина женился в марте. И, по нашим данным, Йосеф в это время был в Бахрейне. Возможно, на самом деле тогда он находился в Йемене.
— Поняла, — отвечает Биркетт. — Хорошая работа, Крей. Йосефа взяли. Скоро узнаем точно. А еще запросим фотографии у продавца камеры. Кто знает, что там еще откроется.
Она сияет. Если Йосеф действительно террорист, это оправдает все расходы на операцию перед начальством.
— С этого момента оперативники будут сканировать все фото с обеих сторон, — говорит Сандерс, делая пометку.
Я хочу объяснить, что дело не в этом, но знаю, что бесполезно. Они все поздравляют друг друга с успехом, хотя все, что у нас есть, — это корреляция.
Я выхожу из кабинета под жаркое техасское солнце, бьющее в раскаленный асфальт стоянки, пытаясь сказать себе, что все хорошо. Но меня продолжает беспокоить, что наши методы и сам процесс могут принести больше вреда, чем пользы. По крайней мере, их должны применять другие люди, которые лучше нас и заняты лучшими делами.
По дороге домой я вновь пытаюсь понять, как, начав с череды трупов, я оказался в лаборатории спецслужб.
Год назад я работал в колледже, специальность — вычислительная биология. Пытался строить прогнозирующие модели окружающего мира. Работа интересная и важная — результаты могли объяснять причины распространения инфекций и вымирания неандертальцев. Потом я встретил серийного убийцу по имени Джо Вик, и все изменилось.
Он убил мою бывшую студентку, и на некоторое время я оказался подозреваемым. Погибшая занималась собственными исследованиями в той же местности в Монтане, что и я, и полиции это показалось больше чем совпадением. Все же меня скоро выпустили, решив, что Джунипер Парсонс загрыз медведь — это была не первая жертва, от которой Джо Вик избавился, сымитировав нападение гризли.
Попытавшись понять, что произошло с Джунипер, я нашел больше жертв и еще больше полицейских, не видевших дальше собственного носа. В конце концов, тел и улик скопилось столько, что я смог найти и Джо. Арест взбесившегося убийцы стоил жизней его собственной семье и семи полицейским. Моя жизнь тоже висела на волоске.
Некоторые считают меня героем, ведь я нашел Гризли-Убийцу и помог его прикончить. Полиция в этом сомневается. Что до меня, то каждый вечер, ложась в кровать, я представляю себе тысячи разных сценариев, в которых мог поступить иначе, чем поступил, — и во многих из них погибшие люди остались бы живы.
Лично меня больше всего беспокоит отсутствие чувства вины — только пустоты в душе на месте эмоций.
Джиллиан, женщина, которая спасла жизнь мне и человеку, прикончившему Джо, заходила неделю назад. Мы пытались разобраться, есть ли что-то между нами. Проблема в том, что я отчетливо ощущаю внутри себя место с пометкой «Джиллиан», но не могу сказать, для нее ли оно, и вообще, есть ли в моей душе для кого-то место.
Подобное со мной творилось еще до встречи с Джо, так что его вины в этом нет. Он просто вытащил все это на поверхность. Я даже не знаю, могу ли относиться к Джо как к человеку.
После этой истории, после бесконечных допросов и объяснений моих методов работы скептически настроенным полицейским я секвенировал ДНК Джо в попытках найти ответы на собственные вопросы. И нашел: это был ген, связанный с APOE-e4, так называемым геном риска. У Джо была вариация, не встречавшаяся раньше. Если объяснять грубо — в статье или разговоре с коллегой я себе такого ни в коем случае не позволю, — у Джо одновременно имелись врожденная потребность рисковать и элементы обсессивно-компульсивного поведения, присущего некоторым великим гольфистам или блестящим нейрохирургам. Джо испытывал такие же острые ощущения от экстремального риска, какие гроссмейстер получает от блестящего гамбита. Расчет, за которым следует эйфория.