Как же лжив и нечестен интернат, который за ложку еды, крышу над головой, плохонькую одежду и пустяковую опеку – вопреки здравому смыслу напишет на своем знамени: «Исправляю!». В любом случае морально страждущего – вылечиваю. На языке газет: «Обществу полезного честного работника». Нет! Я не буду тягаться с гробами неизвестной наследственности, ее инстинктами и аппетитами, не берусь вылечить от шрамов и травм самого раннего детства. Я не знахарь и не заклинатель, я только врач-гигиенист. Создаю условия для выздоровления. Много света и тепла, свободы и веселья. Верю, что ребенок сам по себе захочет стремиться к исправлению. Будет бороться с собой, будет испытывать разочарования и поражения. Пусть возобновляет попытки. Ищет свои способы. Познает радость отдельных малых побед. Я его поддерживаю – здоровой атмосферой моего интерната.
Где исправление приходится вымогать, добиваться, насилуя, там нет места для воспитателя. Это умеет тюремный надзиратель. Лучше, быстрее, прямолинейно и основательно. Исправятся – будут слушаться, не посмеют, пропадет у них охота. Смирно, к добродетели – вперед, марш! Идут – бегут. Под угрозой суровых наказаний – мигом исправились. Все и сразу. Как воспитатель, я вижу среди своих правонарушителей столько честных, случайно сюда направленных. Да будет много подобных им на свободе! Я вижу – конечно – и воров – сколько же людей хуже их утопает в достатке и пользуется уважением! Я вижу – соблазненных дурным примером, с легким насморком проступка – и с абсолютной предрасположенностью, неизлечимых.
Я уважаю их усилия, сочувствую им, хотя, клянусь правдой и богом, стоит ли современная жизнь их иногда отчаянных борений с собой, их крестного пути к исправлению, их безнадежных, но упорно возобновляемых попыток?
Видя во мне образец совершенства, стремясь походить на меня, воспитателя, завоевать слово похвалы, поощрения, желая вознаградить меня за мои труды и оказанные им услуги – они наивно и с благодарностью настраиваются в мой тон справедливости, честности, долга. Бедолаги вы мои милые! Хочется, пожалуй, предостеречь: слишком не напрягайтесь. Если даже не говоришь этого, они чувствуют сами.
Образцовые исправительные учреждения дают немного больше половины излечений. А остальные? Что ж, идут в жизнь, вооруженные воспоминаниями ясного детства, с ладанкой – изображением людей, которые им сочувствовали, не проклинали, не осуждали – благословили на крутой, извилистый, бурный и трудный жизненный путь. Полиции станет легче. Не отупели от наказаний, от них они уже давно успели оправиться, не окаменели в ненависти к человеку, не вынашивают мысли о мести.
Воришка, с которым легко договориться.
Недостатки и изъяны сегодняшней школы так многочисленны и значительны, необходимость их быстрейшего устранения так очевидна, угроза плохой школьной системы так опасна, что, говоря об этом, мы почти просматриваем факт неслыханной важности, тот решающий факт, что школа все-таки есть. Мы уже не отнимем у ребенка школу, не лишим его права на книгу, не вычеркнем неоспоримого требования, чтобы каждый умел читать и писать. Ребенок получил полчища чиновников, которые оправдывают свой хлеб и существование, служа исключительно этому малолетнему растущему непроизводительному населению – детям. То, что некоторый процент учительства пренебрегает своими обязанностями и подделывается под благотворное влияние семьи на ребенка, стремясь удержать прежний характер службы в рамках некоей доброй воли, снисходительной доброжелательности к детям; то, что оно ускользает от признания факта: как врач лечит, судья судит, счетовод ведет книги, так и учитель учит, ибо это его обязанность, а не господская милость; то, что некоторый процент так или иначе злоупотребляет своей властью, – все это не меняет существа дела. Бывают врачи, недобросовестные по отношению к пациентам в больнице; чиновники, которые обслуживают крестьян и рабочих, пренебрегающие чернью; бывают и учителя, которые не церемонятся с сопляками. Но этому скоро придет конец. Ребенок должен солидно, тактично и досконально обслуживаться своими чиновниками.
