Он выпятил грудь, отставил ногу. Ну, сейчас понесет... Макару почему-то стало жалко Лысюру. Сам он принял твердое решение добиваться успехов собственными силами, не надеясь ни на чью подсказку, даже волшебную. "Вот удобный момент, чтобы избавиться от ручки!" - подумал он и наклонился к уху Лысюры:
- Зачем тебе радиоприемничек? Еще засекут... Есть у меня волшебная ручка - что напишешь ею, то и исполнится. Напишешь, чтобы кому-то поставили пятерку - и поставят, даже если он молчал у доски, как инфузория-туфелька. Понял?
Лысюра недоверчиво повертел ручку:
- Ручка-то хорошая... Люксусовая!
- Само собой. Только чур - с возвратом. И другим надо...
- А что волшебная - не загибаешь?
- Когда я загибал? - оскорбился Макар.
- Это верно, - признал Генка. - Не брехун. Всегда, что обещал, делал. Ну раз так, спасибо.
Он с чувством пожал руку Синицыну.
- Постарался для коллектива, теперь наш класс будет в школе самым передовым! Ну, Синицын! Мы тебя в стенгазете выпятим: прилагал усилия. Понял? Прилагал.
- Понял. Только ты поосторожнее с ней, - предупредил Макар, вспомнив совет Тик-Така. - Никого не обижай.
- Уж я не обижу, будь спок!
И Лысюра, попрыгивая от кипящей энергии, зашагал в школу. А у Макара почему-то на душе стало сумрачно, словно тучка набежала на солнце, которое только что ярко светило.
- Марочка!
Этот звонкий голосок сразу прогнал все тучи с небосклона. Он обернулся.
- Даша!
Они, сияя, смотрели друг на друга. Потом Даша затараторила:
- Понимаешь, оказывается, никто ничего не заметил. Я пришла домой, а мама как раз мыла пол, да еще начала ворчать, что я так рано пришла, могла бы у подружки посидеть. Я к ней кинулась, целую ее, а она говорит: "Вечно ты не вовремя со своими телячьими нежностями, лучше бы помогла пол вымыть". Я и помогла. А какие это телячьи нежности, если я так долго ее не видела? Правда, Марочка?
- Правда... - подтвердил он, широко улыбаясь.
ЗДРАВСТВУЙ, ДВОЙКА!
Генка в одиночестве сидел за своей партой. Наклонив голову, высунув язык, он старательно писал что-то.
В класс с шумом и гамом ввалилось несколько человек с Живцовым во главе.
- Привет! Что делаешь? - подошел к Лысюре Зина.
- Дрова колю... - тот забегал глазами. - Не видите, новую ручку расписываю.
Он торопливо прикрыл рукой что-то, похожее на упражнение первоклассника: "У меня ручка. Ручка волшебная..."
- Принесли лом? - спросил он деловито.
- Принесли.
Старосте не понравился тон, каким это было сказано. Он пошарил в карманах и вытащил ключ:
- Держите, от сарая. Только аккуратнее там складывайте.
- А мы уже сложили, - хмыкнул Живцов. - Около сарая.
- Украдут! Немедленно перетащите в укрытие.
- Не украдут. Другие классы тоже кучками складывают, и никто у них не крадет.
- Я что сказал? - Генка насупился.
- А ты не приказывай, - Живцов выпрямился, вокруг сгрудились остальные. - Мы все решили: эти десять тонн, которые вы с Синицыным достали каким-то темным путем, не принимать на коллективный счет нашего класса.
- А что сдавать будете? - побледнел Лысюра.
- Что соберем, то и сдадим. Без обмана.
- Мы же обязательства не выполним! Опозоримся! - закричал в отчаянии староста.
- А мы его и не давали, - вставил Черепанов. - Опозоришься только ты один.
- И придется тебе рассказать честно, как ты хотел всех обдурить, - добавил Живцов.
- Рассказать? - зашипел Лысюра. - Ты приказываешь мне рассказать?
- Не я - все приказывают.
- Как бы тебе плохо не... - начал было Генка, но тут вбежали Синицын и Поспелова и закричали странно веселыми голосами:
- Нина Борисовна идет! Нина Борисовна!
Все недоуменно посмотрели на них, а Генка проворчал, садясь:
- Идиотики... Кому радуются - учителю...
Но тут же ему пришлось вскочить: в класс вошла Нина Борисовна. Она поздоровалась. Раскрыла журнал:
- На прошлом занятии мы говорили о полезных ископаемых. Давайте вспомним, что это такое...
Рука учительницы скользнула по списку, и все как завороженные следили за ней.
- Чепурова.
Зоя чуть слышно охнула и вскочила.
- Я же почти ничего не знаю... - пробормотала она и пошла к доске.
- Расскажи нам о полезных ископаемых, Чепурова, - учительница ободряюще улыбнулась ей. Зоя всегда старательно учила уроки, но у доски на нее обычно нападала робость. Все вылетало из головы, и Чепурова еле могла выдавить из себя два-три слова. Вот и сейчас она принялась теребить фартук, то краснея, то бледнея.
