- Я понимаю, - ответил Сизов.
- И оба старика - черт их совсем подери, хотя стариков и нельзя поминать плохо, - по-одинаковому утешали меня, вместо того чтобы сказать правду. Со стариками любое горе и любую обиду спокойно примешь, потому что старики мудры. Только ведь и они пугались тигров и их обманывали женщины. И у них тоже были свои старики, которые говорили неправду, чтобы правда не казалась такой жестокой.
До аэродрома Сизов и Николас ехали молча. На прощанье Николас сказал:
- Будь здоров, Кирилл. Сизов обнял его и ответил:
- Будь и ты здоров.
- Не бойся тигров, - пошутил Николас, - и не бойся, когда тебя обманет женщина, которую ты любишь.
Сизов усмехнулся и сказал:
- Меня уже обманула женщина. Только я ничего не боюсь, потому что у меня есть сын.
Николас изумленно посмотрел на Сизова, а потом, рассмеявшись, посоветовал:
- Только ты не ходи к старикам за советом. Даже к таким, как я.
- Не буду! - ответил Сизов.
И - улетел во Владивосток.
А через месяц Николас перебрался с таежного кордона Майгыз на остров, к Сизову.
7
Николас за последние два года сильно поседел. А за те месяцы, что Сизова не было на острове, у Николаса поседели и усы, совсем еще, кажется, недавно черные, как вороново крыло.
- Ты получил мое письмо? - спросил Сизов, поздоровавшись.
- Да, - ответил Николас, - я получил твое письмо. Оно - глупое. Умирают только те, которые боятся смерти. Или ждут ее.
- Закрой дверь, - попросил Сизов, - тетя Лида услышит.
Николас закрыл дверь.
- Сядь, - сказал Сизов, - нам надо поговорить, пока не прибежал Алешка.
Николас садиться не стал. Он отошел к окну. На подоконнике стояли горшки с цветами и две вазы с багульником. От веток багульника пахло свежевыстиранным бельем.
- Слушай, - сказал Сизов, - у меня лейкоз. Это значит - белокровие. Мне осталось месяц, два. От силы три. Потом ты переедешь в мой дом и будешь жить с Алешкой. И не подпускай к нему его мать. Она, наверное, захочет взять его, чтобы получать пенсию. У Алешки будет большая пенсия, потому что меня избрали в академики.
- Я читаю газеты...
Сизов хмыкнул и сказал:
- Тем более.
И вдруг Николас начал смеяться.
- Перестань, - поморщился Сизов, - хватит тебе.
Николас по-прежнему смеялся.
- Перестань! - громко, по слогам выкрикнул Сизов, и шея у него побагровела.
Николас перестал смеяться, высморкался, спрятал платок в карман и закричал еще громче, чем сам Сизов:
- Это ты перестань!
Сизов от неожиданности вздрогнул.
- Умирают только трусы, - повторил Николас, - а особенно в сорок пять лет. - Он отошел от окна, сел рядом с Сизовым и спросил: - Ты что чувствуешь?
- Слабость, - быстро ответил Сизов, - все время страшная слабость.
- И ничего больше?
- И этого хватает.
Николас пожал плечами и брезгливо скривил рот.
- Ты не понимаешь, что это такое, - тихо сказал Сизов.
- Да, - ответил Николас, - я этого не понимаю. Я понимаю только то, что ты слишком быстро разделся.
- Я устал, ясно тебе? Устал.
- Нет, не ясно. Тебе надо сходить на оленник. Тебя люди ждут.
- Не могу. Сейчас, во всяком случае, не могу.
Николас снова отошел к окну и сказал:
- Как знаешь...
8
Алешка ворвался в комнату неожиданно и стремительно. Секунду он неподвижно стоял на пороге, а потом бросился к отцу и повис у него на шее.
- Папка! - кричал он, захлебываясь от восторга. - Папка, дорогой! Как я рад, как я рад!
Сизов гладил Алешкины вихры и хмурился. Алешка украдкой взглянул на отца и, спрятав голову у него на груди, попросил:
- Папочка, ты не сердись, пожалуйста. Тебе Николас все сказал, да?
- Что сказал?
- Ну, про тройку? По русскому?
- Да, - протянул Сизов, - значит, все же тройка? Тяжелое дело... - Он снова погладил Алешку по вихрам и повторил: - Очень это неприятное дело. Это кто ж тебе удружил?
- Машка, - выпалил Алешка, - Марья Ивановна. Она мне проходу не дает, все пилит:
"Сделал уроки? Сделал уроки?"
Сизов быстро взглянул на Николаса и увидел, как тот улыбался краешком рта.
Отстранив от себя сына, Сизов посмотрел ему в глаза и сказал:
- Ладно, бог с ней, с Машкой. А вот тройку исправь.
- Конечно, исправлю, папка!
