Тьфу ты! На себя посмотри! Четвертый десяток пошел! Ни жены, ни...
– Эдик, постой!
– Отстань!
– Да брось ты! Наплюй на этого щенка! Я-то знаю тебе цену! Мотало! Ну? Забей!
– Они смеются... Ты слышал? Смеются... Да они просто ничего в этом не понимают!
– Согласен: не понимают.
– Андрон... Это же тупые, ограниченные люди... Серость...
– Точно!
– Им бы только... Показатели... Деньги... Везде эти проклятые деньги...
Эдик с ненавистью посмотрел на высокие заборы. Сказал с тоской:
– Я, кажется, понимаю, почему он застрелился...
– Тихо-тихо-тихо... Ты же только что сказал, что его убили. Сам себе противоречишь. Ты, вот что... Не раскисай. Приходи вечерком ко мне. Мама на даче, так что мешать нам никто не будет. Выпьем, в шашки сыграем. Ну? Придешь?
Эдик молча пошел вперед, к реке. Берег здесь был крутой, тропинка, змейкой идущая вниз, размыта водой, и местами обнажилась рыжая глина. То и дело, спотыкаясь и цепляясь за ветки, Эдик спустился к самой воде. Догнав его, Андрей Котяев тихо сказал:
– Работу надо доделать.
– Да кому это нужно? – махнул рукой Мотало. И сел на траву.
Он присел рядом, какое-то время молчали. Утро было тихое, свежее. Вообще, ночи этим летом были на удивление холодные, да и дни не жаркие. Все находились в состоянии ожидания. Ну не может же все это так бездарно закончиться? Девять месяцев в году русский человек живет ожиданием лета, и вдруг такой обман! Поэтому и он, старший оперуполномоченный Андрей Котяев, и судмедэксперт Эдик Мотало, и мальчишка-следователь находились в состоянии депрессии, были раздражительны и брюзгливы. А кто в нем, спрашивается, сейчас не находится? Особенно те, кому все лето придется париться на работе. Они вообще, похоже, так и не увидят солнца.
– Дерьмо! – с чувством сказал он. – Погода – дерьмо! И в самом деле, хочется застрелиться, – и зевнул.
– Всю ночь лил дождь, – вяло заметил Эдик.
– Это точно.
– Записка.
– А ведь и верно! Буквы водой не размыты. Дождь кончился...
– Часов в семь утра.
– Значит, он застрелился на рассвете.
– Да. Он застрелился утром. Или его застрелили утром. Потом привезли сюда, положили на бережок, в руку вложили пистолет, камешком придавили записку, чтобы ветром не унесло...
– Стоп-стоп-стоп! – оборвал Эдика Андрей Котяев. – Как было, мы не знаем, доказательств у нас нет и вряд ли будут. А раз у нас нет доказательств, эту мысль мы дальше развивать не будем... Я, пожалуй, пройдусь по домам, попробую узнать, кто такой этот Ваня Курехин, чем занимался. Нам нужен образец его почерка, волей-неволей, а придется... – он тяжело вздохнул.
– Валяй, – вяло откликнулся Эдик. – Я тоже... пойду.
– Мне нужна его фотография. С чем по домам-то идти?
– Будет.
– Ну, так зайдешь вечером?
– Зайду.
– Только один приходи. Без Фрейда и остальных. Давай о мирском поговорим, а?
– Вот когда я... вы все еще пожалеете...
Он с усмешкой смотрел, как Эдик Мотало, цепляясь за ветки, карабкается наверх по крутому берегу. Вот он споткнулся и упал, смешной человечек, худой, нескладный, в нелепой одежде, но зато в очках, сделанных по специальному заказу, в золотой оправе и с линзами, меняющими цвет в зависимости от освещения. Когда Андрей Котяев увидел чек об оплате, невольно присвистнул. Вот кому уж точно нужен психотерапевт, так это самому Мотало! Который заявил, что очки для психотерапевта – рабочий инструмент, а на этом экономить нельзя.
Котяев подозревал истинную причину, по которой Эдик так рвется в психотерапевты. Мотало обделен женским вниманием, и насмотрелся фильмов, где длинноногие красавицы в очереди стоят на прием к целителю душ человеческих, потом ложатся на кушетку, вытянув ослепительные ноги, и начинают исповедываться. А где-то к середине фильма влюбляются в своего доктора и бурно занимаются с ним сексом на этой самой кушетке, на столе, в лифте ну и так далее. Женщины – слабое место Эдуарда Семеновича, он их боится до смерти и обожает всех, какие есть: блондинок, брюнеток, рыжих, худых и полных. Это означает, что любая, которая поманит Эдика пальцем, получит его со всеми потрохами.
Эдик, он как ребенок. Ребенок, который умнее многих взрослых, и который этого ужасно стесняется. Ведь он прекрасно понимает, чего они хотят, эти взрослые, читает их, как открытую книгу, и пугается этого. Тут же начинает играть дурачка, лишь бы никто не догадался о том, что он все понял. Душа у него как кристалл, а еще... Еще Эдик Мотало – девственник! Это отдельный разговор, и ни с кем, кроме Кота, Мотало это не обсуждает.
