– На. Закуси.
Выпили. Он с аппетитом принялся за сало.
– Заночуешь? – спросил дядя Коля.
– Не. Поеду.
– Зря. Хорошо здесь. Тихо, спокойно.
– Привыкаешь потихоньку? Ну, как оно, на пенсии?
– А, хорошо! – оживился дядя Коля. – Хозяйство у меня большое, пока работал, недосуг было заняться, а теперь живу как барин! Овощи свои, курочек держу, кролей развел. Осень придет – кабанчика заведу. Буду откармливать.
– Ты корову заведи, – посоветовал Котяев. – Тогда и молоко будет свое.
– А что? Заведу и корову! Жизнь здесь здоровая, на свежем воздухе, на родниковой воде. Не то, что у вас в городе.
«Вот вам! Уже и у вас!». Он уперся взглядом в «бешеный огурец» и попробовал отключиться. Дядя Коля взахлеб продолжал расхваливать жизнь в деревне.
Все это нам давно известно. Как говорит начитавшийся всякой заумной пакости Мотало, сработал механизм защиты. Если человеку чего-то не хватает, и он не может заполучить то, чего ему не хватает, включается этот самый механизм. Работает он по двум принципам: «кислый виноград» и «сладкий лимон». Мне это не надо, потому что виноград еще зелен. И вообще, он невкусный, кислый. Или: то, что у меня есть, как бы ничтожно это ни было, все равно слаще меда. Вот если человек это говорит, значит, он сильно разочарован в жизни.
Дядя Коля, который, видимо, очень тосковал по своей работе, жал на обе педали: ругал город и взахлеб расхваливал своих кролей.
«Кролики – это не только ценный мех...»
– Опять пьешь? – раздался звонкий голосок.
Андрей поднял глаза и обомлел. Тоненькая, почти прозрачная девушка городского вида, с короткой стрижкой, в обтягивающих джинсах и топике, открывающем пупок с пирсингом, смотрела на них и морщила носик. Он сидел, она стояла, его взгляд невольно уперся в пупок, в золотое колечко. Одинокий солнечный луч прошил облака, царапнул колечко; камушек сверкнул, Андрей невольно зажмурился. Аж дыхание перехватило. Стало вдруг так сладко...
– Тебе чего, Машка? – недовольно сказал дядя Коля. – Ишь, вырядилась! Пупок прикрой!
– А мне не холодно!
– Тебе-то не холодно. А детей ты рожать собираешься? Так и застудиться недолго!
– Отстань! Алкоголик!
– Чего-о? Это я-то алкоголик?!
– Да ты каждый день пьешь!
– Да я с соседом...
– Какая разница, с кем? Я ухожу. Можешь пить дальше.
– Куда это ты собралась?
– Гулять!
– Я тебе покажу: гулять!
– Я уже взрослая! Что хочу, то и делаю!
– Погоди, я вот матери позвоню.
– Я ей уже звонила. Вернусь поздно.
Тоненькая девушка резко развернулась и пошла, нет, полетела по саду. Андрей, не отрываясь, смотрел ей вслед.
– Эй! Машка! – закричал дядя Коля. – Чтоб в десять дома была!
– Еще чего! – не оборачиваясь, сказала та. И исчезла.
– Внучка, – вздохнул дядя Коля. И начал жаловаться. – Ну и молодежь пошла! Нет, ты скажи, Андрюха, почему они такие?
– Не знаю.
И в самом деле, почему? Почему они такие красивые? Ну, откуда?
– Давай, Андрюха, еще по одной, – и дядя Коля потянулся к бутылке.
– Не, я не буду, – закрыл он огромной ладонью свою рюмку. – Мне ехать. Вот сальца – с удовольствием!
– Да это ради Бога! Угощайся!
Дядя Коля щедро принялся нарезать сало. После чего опрокинул рюмку водки, вытер усы и продолжил:
– Воспитываешь их, воспитываешь. И, вроде, правильно воспитываешь. И все одно, делают по-своему. Ты глянь – пупок проколола! Да мать ее, Анька, серьги в уши вставила, только когда ей восемнадцать стукнуло! Деньги с год копили, потом всей семьей пошли в магазин, купили. Золотые! Вот радости было! А этой шестнадцать, так у нее не только уши в трех местах, уже и пупок проколот! А дальше что? Кольцо в нос? И куда только родители смотрят! Вот Анька приедет, я ей скажу. Скажу: упустишь дочку. Погоди: в подоле принесет. И школы не закончит.
– Да ладно тебе, – не выдержал он. – Хорошая девушка.
– Да что ты понимаешь, – махнул рукой дядя Коля. – Хорошая. Все они хорошие. Мозги только у них засра...е. Я перед тем, как на пенсию уйти, одного такого из петли вынул. Тоже: в ухе серьга, ногти как у девки намазаны. И чего, спрашивается, не жилось? Они, вишь ли, в жизни разочарованные! С жиру бесятся! Пишет: «В моей смерти прошу никого не винить, я, мол, ухожу из жизни добровольно и без всякого принуждения».
