Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов - страница 50

Далее память моя дает осечку. Кажется, Соймоновский проезд был закрыт, дабы не мешать разборке храма, и трамвай «А» был пущен по Волхонке и Ленивке.

Ленивка выходит к низенькому трехпролетному Каменному мосту, за которым высится гигантский комплекс только что сооруженного Дома правительства. Но я вместе с рельсами трамвая «А» следую по набережным – Кремлевской и Москворецкой. На них стоят высокие мачты энергопередачи.

Гоголевский бульвар.

Памятник Н.В. Гоголю работы Н.Д. Андреева

Напротив «Дворца труда»[32] – главная московская электростанция МОГЭС. Из труб валит густой дым. На здании котельной – две симметричные выемки. В праздники, когда МОГЭС иллюминирован пышнее, чем любое другое здание Москвы, в выемках ставятся гигантские портреты Ленина и Сталина.

Но вот и Устьинский мост, старый, вровень с набережными. Поворачиваю на Устьинский проезд. Справа – квартал неказистых домов, из-за которых торчит вышка бывшей водонапорной башни.

В двухэтажном кирпичном домике у Яузских Ворот – почта, наше отделение, 28-е. Стало быть, близок дом.

Яузский бульвар ведет в гору, уф, как тяжело, как хочется присесть. В середине аллеи – таинственный домик в псевдорусском стиле. Здесь в давние времена какой-то инженер пытался устроить артезианскую скважину и воздвиг над ней теремок. До воды так и не добрался, а теремок всё стоит.

По линии Воронцово Поле – П од кол о кол ьн ы й переулок проходят трамвайные рельсы 31-го маршрута, вагоны всегда переполнены – это единственная прямая связь Курского вокзала с центром.

Но вот и родной Покровский бульвар – широкий, с густыми кленами и ясенями. На скамейках сидят слушатели Военно-инженерной академии, недавно переведенной сюда из Ленинграда, зубрят конспекты. Они, конечно, еще без погон, ведь погоны носили белогвардейцы. На отложных воротниках – черные петлицы. Вот встретилась знакомая учительница из нашей школы, с удивлением посмотрела на запыхавшегося мальчика. Наконец, угол Казарменного переулка, место моего старта, а теперь финиша. Дом телефонной станции с длинными окнами-щелями. Спросил время у прохожего. Весь маршрут, бесспорно кольцевой, как я теперь окончательно убедился, пройден за час пятьдесят минут.

Бульварное кольцо, зеленый перстень московского центра, как многое оно говорит коренному москвичу! Есть много песен о дрянных парижских бульварах, и ни одной – о московских. А ведь московские бульвары намного старше парижских.

Сохранилось фото: маленький мальчик, закутанный в кашне, стоит на Чистопрудном бульваре, с салазками в руках, рядом – две девочки постарше. Это я в возрасте восьми лет и две моих сестры: родная – Нина и двоюродная – Галя. Сзади отчетливо виден двухэтажный флигель дома Ns 8, впоследствии одно из владений издательства «Московский рабочий».

Случайное совпадение: именно это издательство выпустило в 1972 году мою книгу «Бульварное кольцо».

Смутно помню докарточный период, когда торговля была ненормированной и общественный (кооперативный) сектор вёл упорную борьбу с частным. Государственный же сектор занимал в розничной торговле скромное место. Продовольственными и мелкими сопутствующими товарами торговала рабочая потребительская кооперация. Сегодня это кажется странным: почему же сразу государство не монополизировало в своих руках розничную торговлю? Ответ прост: не было еще ни сил, ни средств. Именно перед кооперацией ставилась задача постепенного вытеснения с рынка частника. А частник отчаянно сопротивлялся, всеми мерами заманивая к себе покупателя.

Официальная пропаганда вовсю старалась дискредитировать частника и побудить население покупать товары в кооперативе. Эта тема была одной из ведущих в газетах, плакатной агитации, в постановках «Синей блузы»[33]. Повсюду раздавался призыв: «Не покупайте у частника, лучшие товары – в кооперации!» Поддерживаемая государством кооперация широко пользовалась рекламой, боролась с частником путем регулярного снижения цен на потребительские товары. Частник, теснимый налогами, снижать цены не мог, но рекламой тоже пользовался. Такого размаха коммерческой рекламы, как при нэпе, я уже не помню; сказывалась ожесточенная конкуренция обоих секторов. Рекламные плакаты и объявления назойливо били в глаза на каждом шагу. Ими были заполнены стены, газеты, журналы – почти как в капиталистических странах. С ликвидацией частной торговли (1931 год) рекламой еще довольно широко пользовались государственные и кооперативные фирмы (старые москвичи хорошо помнят огромные надписи на брандмауэрах: «Пейте томатный сок!», «Я ем варенье и джем»). После войны она захирела, а затем и вообще сошла на нет: покупательский спрос при недостаточном предложения в рекламе не нуждается, в этом случае рекламируются лишь неходовые, залежавшиеся товары – скорее нужна антиреклама.