– Вы хотите наняться ко мне в помощники? Это смешно. Вы не можете заниматься тем, чем занимался Уиллоби.
– Но вы не можете быть в этом уверены, поскольку не сказали, что это за работа.
В это мгновение она не удивилась бы, если бы узнала, что в обязанности Уиллоби входило скармливание девственниц чудовищу, живущему под лестницей, и накрахмаливание шейных платков настоем из зубов младенцев.
– Скажите, мисс... мисс... как там вас...
– Мисс Ханна Грей... Грейстон, – торопливо солгала она.
– Какими же талантами вы обладаете, мисс Грейстон? Кроме умения бегать по сельской местности с видом вымокшей кошки. Не думаю, что к вашим достоинствам относится умение записывать музыку.
– М... музыку? – Она изумленно уставилась на него. Ее музыкальное образование ограничивалось пением кельтских народных песен, которые она когда-то слышала в поместье отца.
– Да-да, музыку, – повторил он. – Мелодии, часто проигрываемые на инструментах типа фортепиано, обычно просто режут слух.
– Я... я обожаю музыку.
Это была правда. Она обожала музыку так, как обожала искусство Микеланджело, – с благоговейным трепетом и полным отсутствием способностей в этой области.
– Но почему... то есть если вы композитор, почему сами не записываете музыку?
– Почему не записываю музыку сам? – Он вытянул перед собой руки красивой формы – сильные, с длинными пальцами, таившие в себе мужественность. В свете, струившемся из двери, блеснуло кольцо с печаткой.
– Тогда у меня пальцы были бы испачканы чернилами. Нет ничего более вульгарного.
– Я... я умею это делать! – выпалила Ханна, совершенно сбитая с толку, пытаясь разглядеть выражение его лица.
– Что делать? Быть крайне вульгарной?
Его ироничная улыбка придала девушке спокойствия.
– Я могу записывать музыку.
Это была явная ложь, но умолять этого человека проявить великодушие было бы столь же бессмысленно, как и унизительно.
Он смотрел на нее, явно пораженный.
– Было бы безумием впустить в дом совершенно незнакомую мне женщину. Сомневаюсь, что у вас имеются рекомендательные письма с места вашей прежней работы.
– А что, собственно, вы теряете? Если я не подойду, выгоните меня утром. А вдруг подойду?
Он нахмурился.
– Ваш облик наводит на некоторые размышления. Вы ходите по деревне, как попрошайка, но покрой вашего платья достаточно изыскан.
– Я счастлива, что вам нравится работа моей портнихи, сэр.
– Еще загадочнее то, что манера речи у вас, как у леди из благородного дома. Если быть точным, вы говорите с легким ирландским акцентом, но готов поспорить, что родились вы не в соломенной лачуге, несмотря на ваш нынешний вид.
– До чего же вы высокомерны! Мое происхождение заслуживает такого же уважения, как и ваше, уверяю вас. Незапятнанная репутация, честное имя...
Ханна стиснула зубы.
– Нет, вы явно не служанка. Я посоветовал бы вам быть осторожнее, нанимаясь на работу. Я знаю множество хозяев, которые не станут раздумывать перед тем, как пустить в ход палку, чтобы выбить из слуг дерзость, подобную вашей. Вопрос в том, что делаете вы, покрывая столь славное имя позором, шляясь почти ночью неизвестно где и умоляя дать вам работу служанки?
Она не осмелилась даже намекнуть ему, откуда пришла, – преследователи могут как-нибудь узнать об этом.
– Это дело мое. А ваше – нанять меня или нет.
Ханну охватило отчаяние, гордость не дала ей возможности продолжать. Она никогда в жизни не просила милостыню. Но мучительно осознавала присутствие малыша даже сейчас, когда он прятался за холодной каменной колонной.
– Пожалуйста, сэр... умоляю вас.
Она с трудом заставила себя произнести эти слова.
– Я проделала очень большой путь, чтобы найти работу. Вы – моя последняя надежда.
Она была почти уверена, что мистер Данте гордо прошествует в дом и с грохотом захлопнет дверь. Но он промолчал, лишь потер кончиками пальцев левый висок.
– У вас есть семья, сэр?
Он пристально посмотрел на нее и замер.
– Деревенские жители могут сколько угодно утверждать, что я родился под каким-то камнем, но, хотите верьте, хотите нет, у меня есть семья, хотя и далеко отсюда.
Его лицо исказилось от гнева.
– Какая наглость! Впрочем, лучшего я, наверное, и не заслуживаю. Угораздило же меня встать там, где поворачивает карета, к тому же болтаю с вами.
