— Так что? Ты уже закончила работу?
— Да, весь отдел сразу закончил, даже незавершенные чертежи и расчеты собрали и сдали, — с горькой улыбкой сказала Татьяна, и Петр ее понял.
— В таком разе пойдем домой, мои дела сегодня тоже подождут, ничего срочного, — он сказал таким тоном, который указывал, что только сегодня и не было срочных дел, а в другие дни они есть, много еще есть у него дел, пусть она не беспокоится.
Он не оглянулся ни на товарищей, ни на свое рабочее место, показывая, что оно от него никуда не денется. А товарищи посмотрели на него понимающе.
Дети уже пришли из школы, обедали все вместе, и было над чем посмеяться. Дети наперебой рассказывали о веселых шалостях и проказах ребят и о неумении учителей разгадать хитростей учеников. А отметок сегодня у них не было, но если бы их вызвали, то обязательно были бы пятерки. Дети на радость родителям учились хорошо. Катя, без всякого сомнения, выходила на выпускную медаль, а Саша обязательно получит Почетную грамоту. Он еще только восьмиклассник.
Родители, не сговариваясь, как всегда за столом, внешне держались весело, искренне радовались успехам детей, а грусть, какую они держали в себе, за обедом не резон было показывать.
О случившемся сегодня с Татьяной Петр сказал детям после обеда, в минуту, когда все кончили есть, но еще не встали из-за стола. Сказал как будто между прочим, как о чем-то не имеющим большого значения для семьи и на жизнь детей никак не влияющем.
— Мать завтра уже не пойдет на завод, но это не должно вас смущать.
— Что — уже безработная? — испуганно спросила Катя, испуг ясно отразился и на ее лице, а глаза заблестели влагой: она уже знала и даже видела, что такое безработица.
— Да нет еще, просто отпустили в неоплаченный отпуск, — сделала попытку успокоить детей Татьяна.
Саша смотрел на мать растерянно, а Катя с тоской сказала:
— Это уже — безработная, только без пособия.
— Нам обещают выплачивать минимальную зарплату, — сделала еще одну попытку успокоить детей мать. Но Катю уже нельзя было убедить в том, что ничего страшного для семьи не произошло, девушка уже все понимала, она уже готовилась стать студенткой вуза. Как теперь будет с ее мечтой и ее будущим — нельзя было даже угадать, не только быть уверенной.
И родители понимали Катю, они ее понимали больше, чем она сама. В таком случае духу отца нужна крепость, и Петр сказал:
— На вас, дети, это не отразится, вы должны учиться, как учились, хорошо учиться, отличниками быть. И в вузе, Катюша, ты будешь обязательно учиться, в каком захочешь будешь учиться, только бы поступила.
— Спасибо, папа, мы постараемся, — вздохнула Катя и, встав, поцеловала папу и маму, подбадривая их.
Дети ушли в свою комнату, а родители молча смотрели им в след — теперь камня с сердца не снять ни себе, ни детям.
В своей комнате Катя сказала Саше:
— С завтрашнего дня не берем денег для буфета.
— Нельзя так сразу, — возразил практически мыслящий Саша, — постепенно надо, чтобы не было так наглядно, и чтобы мать меньше переживала, можно брать деньги, а не тратить и потихоньку класть назад.
В сумерках реформ
Полгода неоплачиваемого отпуска Татьяна Семеновна не сидела без дела. Сперва она пыталась искать работу по своей инженерной и конструкторской специальности — не получилось: везде в первую очередь на предприятиях сокращались женщины и инженеры, а во вновь появившихся коммерческих организациях и предприятиях к инженерам-женщинам появилось презрительно-обывательское недоверие. Тогда она прибегла к новому маневру. Она неплохо умела печатать на пишущей машинке, а шить и вязать пристрастилась еще в молодости, по этим двум специальностям за короткое время экстерном приобрела дипломы. Но и эти дипломы, присовокупленные к инженерному, ее не выручили: безработица в новой России уже прочно устоялась, как тина в стоячем пруде.
В своих мытарствах Татьяна узнала еще одну маленькую сторону жизни, она открыла особенность закоснелых профессиональных традиций канцелярских машинисток. В государственных и общественных учреждениях места машинисток заняты пожизненно; начальники менялись, а машинистки оставались, даже сокращения штатов их обходили. Татьяна позавидовала тому, что секретари-машинистки — самая самозащищенная категория работников в чиновничьих конторах, человеку со стороны проникнуть в эту касту невозможно. А в частных офисах и вовсе сидят свои. И если не пожизненно, то с передачей мест по-родственному принципу.