Однако чуда не свершилось. По истечении девяти месяцев беременность у бабушки исчезла, а сама она, будучи в горе и скорби, заявила, что родила мертвую девочку и схоронила ее на городском кладбище. После этого ее действительно стали видеть возле свежей детской могилки, насыпанной, разумеется, просто на земле и увенчанной небольшим крестом. Одни считали, что старушка учительница выжила из ума и разыгрывала спектакль, другие, якобы более сведущие, уверяли, будто она выносила плод, но в домашних условиях не смогла разродиться по старости и погубила ребенка. Короче, по анонимному заявлению человека, назвавшегося фельдшером, началось краткосрочное следствие, которое сразу же установило, что под крестиком на кладбище ничего нет, и на этом дело закрыли. Но анонимщик не успокоился и потребовал медицинской экспертизы самой Лидии Васильевны, указывая на тот факт, что три месяца назад по тайной просьбе Прозорова лично обследовал старушку и нашел у нее двадцативосьминедельную беременность. Подобным заверениям долго никто не верил, никакого нового дела не возбуждали еще и по той причине, что все работники милиции были в прошлом учениками старой учительницы. В Студеницах милиция еще не потеряла совести, и поэтому на зловредного безымянного фельдшера махали рукой, пока он не написал жалобу в область.
И тут, хочешь не хочешь, пришлось под благовидным предлогом вызвать старушку в больницу и там провести обследование ее психического состояния и заодно – детородных органов. Результат был потрясающим: у никогда не рожавшей Лидии Васильевны обнаружились остаточные явления недавней беременности и родов, что подтверждали два специалиста независимо друг от друга. И все-таки бывшие ученики пожалели несчастную, не дали выползти истине на свет Божий и по предварительному сговору выпустили документ, полностью отрицающий какие-либо факты, указанные в жалобе анонима. Однако старушку учительницу признали невменяемой и отправили для блага ее же чести в сумасшедший дом. Она грозила анафемой, карой небесной за неблагодарность своих учеников, но ничего поделать не могла. При медицинском обследовании в областной психиатрической больнице следы беременности и родов обнаружились, но этому тут не придали значения, хотя врачи и констатировали такой факт.
А разозленные стражи порядка в Студеницах вплотную взялись за Валентина Иннокентьевича, обвиняемого во всех смертных грехах, с единственной целью отомстить за старую учительницу. Да не тут-то было! Всякий следователь или оперработник, едва соприкоснувшись с этим странным человеком, чувствовал полное профессиональное бессилие и растерянность, особенно после откровенных бесед один на один. Кто бы ни разговаривал с Прозоровым, все единодушно признавали его невиновность, и дело это вскоре закрыли окончательно.
Из последних десяти лет четыре Прозоров где-то отсутствовал, по крайней мере документальных свидетельств о месте его проживания не было. Это обстоятельство автор специальной справки упустил, но Карогод заметил такой факт и послал новый запрос. Пока же спецслужбы устанавливали, где объект находился столько времени, сам Матка выздоровел и стал настойчиво делать заявления, что не будет находиться в этой палате (ему сказали, что он помещен в психбольницу), затем потребовал главврача. Гелий проигнорировал его капризы, но через несколько дней затворник начал стучать, ломать мебель и в результате случайно повредил обе видеокамеры, вмонтированные в стены. Идти с ним на прямой контакт было еще рановато, да и приказа не поступало, и все-таки делать это пришлось, поскольку на следующий день он так же «случайно», как докладывала охрана и наблюдатели, вывел из строя все микрофоны, установленные в палате, таким образом уйдя из-под контроля.
Карогод обрядился в белый халат, повесил на шею фонендоскоп и явился к Матке.
