– Узнаешь подробно в процессе. Но и здесь обязательные запреты: недопустимо в утешениях забредать в трансцендентные дебри, ты же не филиал Армии Спасения. Нельзя называть своего настоящего имени, утешать абонента более сорока минут, встречаться с клиентами или клиентками.
– Но как я узнаю, хорошо ли работаю?
– Проще пареного, – хитро усмехнулся Начтов, и беспощадные складки обозначились в углах рта, отчего общее выражение хитрости обрело значение коварства. – Время от времени я сам буду звонить и несвоим голосом – а у меня их больше дюжины в запасе – буду испрашивать утешения. А? Каково?
– Круто и гениально. Только вы с вашим обширным умом…
– Я принимаю лесть только по средам в скромной словесной упаковке, остановил его Начтов. – Под телефоном в установленные дни дважды в месяц будет лежать твоя зарплата.
– Заработок сдельный?
– Безусловно. Чем больше в мире отчаявшихся, тем выше твой заработок. Но берегись плохо работать, а то знаешь как бывает? Один раз недоутешил, другой раз недоутешил… Был у нас такой любитель… Теперь в Фонтанке плавает. А может, уже и выловили. Давно это было.
– Это… вы его? – с благоговейным ужасом спросил К. М.
– Что ты! – широко улыбнулся Начтов. – Я и комара не обижу. Нет, он сам, погнался за заработком и впал в отчаяние. А утешить его было некому, все свои слова он потратил на других. Так что смотри: ты – артезианский колодец – чем больше опустошаешься сердечностью, тем больше наполняешься.
– И все-таки, простите, каков заработок? Знаете, при нынешней дороговизне…
Начтов рассмеялся с клекотом, как хищная птица.
– Де-е-еньги! – протянул он. – Прочитывай ежемесячный курс валют, и ты увидишь, как все это условно.
– Да, – возразил К. М., – но за эту условность приобретаются вечные ценности – хлеб, вино, книги.
– Чудак человек, не волнуйся. Хватит тебе и на хлеб, и на водку, и на развлечения. Если тебе захочется развлекаться. Учти: на службе ты будешь тратить свой основной капитал – разум, нервы, кровь, душу. Честно говоря, я пока не уверен, справишься ли ты? Ты кого-нибудь утешал?
– Иногда случалось утешать женщин.
– Ну, это другое дело. Здесь ты будешь иметь контакт с растерянным анонимом.
– Я справлюсь.
– Дай-то Бог, дорогуша, дай-то Бог. – Начтов из верхнего кармана пиджака достал сложенную вчетверо сторублевку и двумя пальцами протянул.
– Это за что?
– Аванец. Ты, как я понимаю, сейчас на мели?
– Да, малость поиздержался.
– Ничего, потом все наладится. Сегодня отдыхай, а завтра в семь утра, благословясь, приступай. Шифр замка 2478. Значит, завтра в семь начинаешь, а послезавтра в шесть – домой. Всего доброго.
– Спасибо. До свиданья. – К. М. пошел к двери, держа деньги в руке, обернулся. – Читать на службе можно?
– Нужно. Для деловой квалификации. Для активизации словарного запаса. В дежурные сутки бывают глухие часы, когда телефон молчит как задушенный. Что ты собираешься читать?
– Давно хотел полистать «Войну и мир».
– Основательная книга, – подтвердил Начтов. – Хотя… стиль графа Толстого, все эти переливы из одного предполагаемого состояния в другое предполагаемое состояние могут вызвать зевоту. Кто сегодня читает «Войну и мир»?
– Отчего же? Школьники читают в отрывках. Иностранцы – в переводе на комиксы. Пенсионеры.
– Ну? – усомнился Начтов. – Школьники его не поймут, их давно превратили в слабоумных. Иностранцам он бесполезен. От пенсионеров ничего в мире не зависит. Вот и выходит: ваш граф не интересен широкой публике. А узкая публика, интимствующие эстеты, его в руки не возьмут. Они копают в стороне, на фрейдистских свалках.
– Это как посмотреть, – возразил К. М., решивший хотя бы графа Толстого не уступать. – Прошла же античность сквозь средневековье к Ренессансу. Так и Толстой может пройти сквозь наши времена к будущим людям.
– Однако ты схоласт, это хорошо, – похвалил Начтов. – Неужели ты ни на миг не ощущаешь, что все-таки не свободен от заблуждений?
– Иногда ощущаю в себе задушенную свободу, – улыбнулся К. М., – и ощущаю, что она рвется на свободу.
– Напрасно, – установил Начтов с тяжелой основательностью, – все люди рабы. Одни – рабы тела, другие – рабы духа, третьи – рабы обстоятельств. Ты к какой категории? Скажи откровенно, дорогуша, ты зачем идешь в утешители?
