Утешение историей - страница 107

Шрифт
Интервал

стр.

Любой аналитик сказал бы, что у будущего гетмана был ноль шансов на успех. Шесть тысяч взбунтовавшихся реестровых казаков и кавалерийский отряд Тугайбея против Речи Посполитой — сильнейшего государства Восточной Европы, совсем недавно разбившего Россию под Смоленском. Все прежние казачьи восстания поляки подавляли максимум за год. Но в дело вмешался случай — умер польский король Владислав IV. В Польше начались выборы. Шляхетские партии встали друг против друга, забыв о казачьем восстании. А когда выборы закончились, под контролем Богдана уже была вся Малая Русь, кроме Львова, отказавшегося впустить гетманские войска, но заплатившего контрибуцию в миллион злотых.

Представьте, что Владислав IV прожил бы еще всего год. Польский государственный механизм работал бы в привычном режиме. Магнаты вместо того, чтобы сводить счеты между собой, объединились бы против казаков. Вместо величайшего в нашей истории гетмана был бы просто очередной бунтовщик со смешной алкогольной фамилией — где-то между Гуней и Остряницей. Да и вообще никакой украинской истории не было бы — иезуиты и шляхта полонизировали бы население Западной Руси. В качестве примера для подражания изучали бы Ярему Вишневецкого — сменившего православие на католицизм и европеизировавшегося до потери памяти.

По странной прихоти судьбы, отдельным людям и даже целым народам удавалось срывать джек-пот, словно обманув владельца казино. Идет большая игра. Вертится рулетка. Дамы и господа в смокингах и вечерних платьях. И вдруг появляется некто в телогрейке или шароварах и ставит на счастливую цифру. Что нужно делать после этого? Срочно снимать шаровары, переодеваться в приличную одежду и больше не полагаться на случай, а вкладывать выигрыш в надежный бизнес.

Так поступили потомки казаков Богдана Хмельницкого, став малороссийскими дворянами в имперских мундирах. В 1991 году Украина тоже вытащила счастливый билет. Но историческим опытом предков не воспользовалась. Распевая гимн: «Ще не вмерла…», нельзя достичь успеха. В клиническом случае не помогает даже чудо.


13 ноября 2012 г.

Жизнелюбие против самоубийства

Есть народы с «героическим» виктимным поведением. Наложить на себя руки для них приятно. А есть нации жизнелюбов, ценящие живых победителей.

В 2000-м году в моей жизни был очень тяжелый период. Я написал книгу, имевшую несчастье стать знаменитой. Но те, кому эта книга очень не понравилась, решили, что меня непременно нужно объявить пасквилянтом. Причем официально. Они организовали против меня кампанию травли и подали сразу полдюжины исков в суд. Несколько лет я жил между судами и прокуратурами. Сейчас об этом вспоминать смешно. Тоже мне «злоключения»! В стране идет гражданская война. Сотнями гибнут люди. Что перед этим какие-то суды и прокуратуры…


Особенности национальных самоубийств.


Но тогда мне было не до смеха. Неопытной молодости все происходящее казалось неподъемной тяжестью. На меня накатывала самая черная меланхолия, какую только можно вообразить. И вот накануне одного из важнейших заседаний (на нем должны были вынести судебное решение), я зашел в гости к девушке, которой весьма симпатизировал. Девушка была прелестна, умна (хотя я, дурак, об этом совершенно не догадывался!) и тоже испытывала ко мне кое-какие человеческие чувства. Между нами произошло то, что обычно случается в такой ситуации между молодыми людьми. А потом вдруг она спросила: «Как ты будешь завтра воевать?» Я тут же выпалил: «До смерти!» И получил ответ, полностью поменявший мою жизнь: «Нужно не до смерти! Нужно до победы!»

Все, чему меня учили в школе, все те принципы самоубийственного героизма, на которых нас воспитывали, за секунду потеряли смысл. Гастелло, направляющий самолет на колонну врага, чтобы погибнуть, Матросов, закрывающий собой амбразуру, отчаянные вопли: «Погибаю, но не сдаюсь!» бесчисленных книжных матросов (думаю, в реальности они кричали что-то совершенно другое, матерное) потускнели в воображении и отошли на другой план. Отныне я любил не смерть, а жизнь. Не холодную, никому не нужную знаменитость покойника, а теплую прижизненную популярность. Что толку, если тебя «оценят» после смерти? Другие наживутся на строительстве памятников тебе и издании твоих книг и дисков. «Дым славы ничего не стоит, если он не исходит от горшка с кашей», — стал повторять я придуманную собой формулу.


стр.

Похожие книги