полагаете, что имперское завоевание поможет моему процветанию – или вашему? Если Империя
победит, появится достаточное количество ворон, жаждущих падали и требующих вознаграждения
после битвы.
– А мы-то и будем вознаграждением, – сухо добавил четвертый.
Второй из собеседников внезапно нарушил свое молчание и гневно дернулся в скрипнувшем
под ним кресле.
– Зачем говорить об этом? Империя не может победить! Имеется же заверение Селдона, что
мы в конце концов построим Вторую Империю. Это только очередной кризис. До него таких было
уже три.
– Очередной кризис, да! – сказал Форелл. – Но во время первых двух мы имели Сальвора
Хардина, чтобы направлять нас. При третьем был Гобер Мэллоу. Кого мы имеем сейчас?
Он мрачно посмотрел на остальных и продолжал:
– Селдоновские законы психоистории, на которые так удобно ссылаться, имеют, вероятно, в
качестве одной из переменных некую естественную инициативу, свойственную части народа
Установления. Законы Селдона помогают тем, кто сам себе помогает.
– Людей делают времена, – сказал третий. – Вот вам еще одна поговорка.
– На это с абсолютной уверенностью положиться нельзя, – проворчал Форелл. – Впрочем, вот
как я себе представляю ситуацию. Если это – четвертый кризис, то Селдон его предвидел. Значит, его
можно разрешить, и должен быть способ сделать это. Сейчас Империя сильнее нас; и всегда была
сильнее. Но под угрозой ее прямого нападения мы оказались впервые. Поэтому сила ее становится
смертельно опасной. Значит, если Империю можно побить, то это, как и во всех прошлых кризисах,
должно осуществиться иначе, чем одной только силой. Мы должны найти слабую сторону врага и
атаковать его с этой стороны.
– И что же представляет собой эта слабая сторона? – спросил четвертый. – Вы намереваетесь
развить теорию?
– Нет. К тому-то я и веду. Великие лидеры нашего прошлого всегда видели слабости своих
врагов и нацеливались на них. Но сейчас…
В его голосе звучала беспомощность, и в течение нескольких мгновений никто не отважился
что-либо добавить.
Затем четвертый собеседник сказал:
– Нам нужны шпионы.
Форелл стремительно обернулся к нему.
– Правильно! Я не знаю, когда Империя нападет. Может быть, есть еще время.
– Гобер Мэллоу сам отправился в имперские владения, – заметил второй.
Но Форелл покачал головой.
– Такая прямолинейная тактика нынче неуместна. Никто из нас не отличается особой
молодостью, и все мы заржавели в бюрократии и административных мелочах. Нам нужны молодые
люди, которые сейчас уже действуют…
– Независимые купцы? – спросил четвертый.
И Форелл, кивнув, прошептал:
– Если еще есть время…
3. Мертвая рука
Бел Риоз прервал беспокойную ходьбу и с надеждой посмотрел на вошедшего адъютанта.
– Что-нибудь о "Звездочке"?
– Ничего. Разведывательный отряд избороздил космос, но приборы ничего не засекли.
Коммандер Юм сообщил, что Флот готов к немедленной ответной атаке возмездия.
Генерал качнул головой.
– Нет, не стоит из-за патрульного корабля. Нет еще. Скажите ему, чтобы он удвоил… Нет,
погодите! Я напишу сообщение. Закодируйте и передайте направленным лучом.
Говоря это, он написал бумагу и протянул ее ожидавшему офицеру.
– Сивеннец уже прибыл?
– Пока нет.
– Хорошо, проследите, чтобы сразу по прибытии его доставили сюда.
Адъютант четко отсалютовал и удалился. Риоз снова начал метаться как зверь в клетке.
Когда дверь отворилась в очередной раз, на пороге стоял Дуцем Барр. Вслед за
сопровождавшим его адъютантом он неторопливо ступил в отделанное с показной роскошью
помещение, потолок которого представлял собой орнаментированную стереоскопическую модель
Галактики, а посредине, в полевой форме, стоял Бел Риоз.
– Патриций, добрый день! – генерал подтолкнул ногой кресло и жестом отослал адъютанта,
добавив: – Эта дверь останется закрытой, пока я сам ее не открою.
Он постоял перед сивеннцем, расставив ноги, потирая запястья заложенных за спину рук и
медленно, задумчиво покачиваясь на пятках. Затем он жестко спросил:
– Патриций, являетесь ли вы верным подданным Императора?
Барр, хранивший до этого безразличное молчание, уклончиво наморщил лоб.
– У меня нет причин любить имперскую власть.
