Оба духовных лица наконец вышли. Герцог, задвинув засов, со стоном бросился на постель. ("Так! Выходит, эти два лысых таракана хорошо спелись, там, у Эрве... а после дуэтом закатили нашему папочке такой кошачий концерт, что тот с перепугу наложил в штаны... о что за ведьмин псалом надо провыть, чтобы этак напугать самого Лавердьера?")
Маргарита, прильнув к стене, решала, что ей сейчас делать - пойти подслушать, о чем будут говорить Гаспар и Эрве, или постучаться в окно, и потребовать у герцога объяснений: "Именно так, монсеньер:
кто-кто, а уж я-то имею право требовать!" о не успела она проговорить про себя эти слова и поднести руку к окну, как услышала внизу тихие голоса. Причем, один из них был ей хорошо знаком! Она быстро опустила подоткнутое платье, затаила дыхание...
осторожно оглянулась...
а полузаросшей травой дорожке, шедшей вдоль стены - по этой тропке можно было при желании незаметно обойти всю обитель по периметру появились двое: один в длинных темных одеждах, другой - в штанах и камзоле, со шпагой на перевязи. Они медленно шли по дорожке, тихо беседуя. у, конечно: Эрве и Гаспар, чтоб у них обоих тонзуры поганками заросли! овоявленные союзники остановились чуть ли не под самыми ногами Маргариты, которая в этот миг охотно пожертвовала бы спасением души ради возможности стать невидимой.
- Итак, сын мой...
- О, высокочтимый мой наставник, отныне вы - мой отец... нет, больше, чем отец! Отец дал мне только жизнь, а вы спасли мою честь! - Гаспар, упав на колени, порывисто схватил руку Эрве и принялся исступленно целовать.
- Hу, ну, довольно! - Эрве вырвал руку и брезгливо вытер ее о полу сутаны. ""Вы - мой отец!" - зло передразнил он Гаспара. - е много для меня чести заиметь такого сынка! Я сделал для вас все, что было в моих силах прикрыл вас от гнева его светлости... но не воображайте, что я и впредь буду пользоваться мощью Ордена, дабы спасти жалкого грешника... который даже и скрыть свой грех как следует не умеет! Я исполнил свой долг христианина...
поддержал оступившегося... сделал то, что вы сделать не могли...
но дальше вам, любезный мой, придется полагаться только на собственные силы. Я и так проявил к вам чрезмерную снисходительность!
- О, да...да, я понимаю... благодарю, тысячу раз благодарю, достопочтенный професс!
- Да, я - професс, а вот вы, любезнейший...
- ..С-схоластик, свят...
- овиций! - тоном, не допускавшим и мысли о возражениях, отрезал Эрве. - овиций. И, повторяю, я еще слишком снисходителен... можно сказать, преступно снисходителен! - учитывая, каким позором вы запятнали ваше имя... и чем вы осмелились угрожать мне. В стаде Иисусовом не место паршивой овце!
- Да, конечно, отче... я понимаю... Mea culpa... Confiteor ... забормотал совершенно уничтоженный Гаспар. - о ведь никто не ведает...
- Пока не ведает. о дабы вы снова стали чисты перед Всевышним, - Эрве наставительно поднял палец, - ваши.. ммм... прегрешения против седьмой и шестой заповедей должны навеки кануть в небытие!
- О, да, конечно, конечно, отче... навеки... в небытие... вместе со всеми...
- Именно! Благодарение Всевышнему, вы не окончательно утратили сообразительность. Да, кстати, духовнику негоже прятаться от своих подопечных.
- Счастлив повиноваться, святой отец! - Гаспар опять прижал к губам руку професса. Левую. Правую отец Эрве привычным жестом прочертил в воздухе крест: "I- nomine Patris et Filii..." При этом в его благословляющей деснице блеснуло нечто весьма подозрительное. И Гаспар благоговейно принял в ладони это "нечто".
Затем святой отец-професс величественной и неторопливой походкой прошествовал в гостиницу, а Гаспар, постояв несколько минут, и, повидимому, окончательно на что-то решившись, быстрым шагом, почти бегом направился по дорожке в сторону главных ворот.
Маргарите показалось, что в руке его мелькнуло лезвие ножа.
"Черт подери! Побежал к воротам... к привратницкой! Уж не с Доротеи ли он вздумал начать?.. Ведь старая дура тогда раззвонила на все заведение, что добрый Боженька избавил малютку от женских очищений. Дьявол, я ведь даже предупредить ее не успею! о зачем ему нож, если шпага есть?" Дав Гаспару отойти подальше, Маргарита осторожно слезла на землю и, надев башмаки, которые, на ее счастье, все это время незамеченными пролежали в траве, тихо последовала за незадачливым аббатом, спешившим спрятать во мраке небытия свои прегрешения.
