Когда стук колес и цокот копыт затихли вдали и можно было уже не опасаться, что кто-то ее увидит, она, высмотрев подходящее изогнутое дерево, сперва выжала и развесила на ветках промокшую одежду, противно липнувшую к телу, а потом сама улеглась, как дриада, на толстом стволе, свесив ноги и рассчитывая подремать, пока платье не просохнет. Бешеная скачка утомила ее - сказывался год спокойной жизни в монастыре. Да и последствия падения давали себя знать. Марго представила себе свое завтрашнее самочувствие и чертыхнулась. о все-таки, как славно было лежать нагишом на нагретом солнцем липовом стволе, слушать шелест листвы и щебет птиц, - и не думать о постах, молитвах, внешних приличиях... и о распятии-кинжале, припрятанном в тюфяке! Все-таки, кто - аббат или аббатиса? А, главное - зачем? Для чего этой парочке убивать тихую набожную пансионерку, за которую хорошо платят? Только ради того, чтобы сделать из нее святую? Так реликвий у них в церкви и без того хватает. Да еще и неизвестно, выгорит ли дело со святостью. А вот клиентуру они могут запросто растерять. Поскольку нормальным родителям надобны живые и здоровые дочки, а не картинки в святцах. о тогда какой смысл...
... Ее разбудил донесшийся с дороги цокот копыт. Ближе, ближе...
Явно, верховой... и не очень спешит, едет легким галопом, будто моцион совершает. е дал выспаться, змей рогатый, чтоб ему все, что ни есть, навек дыбом поставило! Притом, едет со стороны моста...
значит, направляется в обитель! Это кого же к нам черти волокут с визитом? Марго поспешно соскользнула с дерева и присела, прячась в высокой траве. Из-за поворота показался всадник в темно-зеленом с серебром камзоле и шляпе с павлиньим пером, на рослой вороной лошади. атянул поводья, приподнялся на стременах, огляделся. И, радостно, вскрикнув, направил коня прямо к убежищу Марго - "Черт! адо было тряпки сдернуть!" Прежде, чем женщина попыталась прикрыть наготу, всадник уже был рядом. Это был аббат Гаспар. Он спрыгнул на землю, торопливо, путаясь в поводьях, привязал коня к ветке, и облапил Марго, прижимавшую к груди пропахшее тиной платье, но от толчка в грудь шлепнулся, распоров свои щегольские кюлоты о весьма кстати валявшийся в траве острый сук. Пока аббат поднимался, охал, стонал и поминал всех святых, женщина успела накинуть платье на голое тело, а затем, как ни в чем не бывало, изобразив на лице самое искреннее сострадание, осведомилась, как себя чувствует святой отец.
- Hу, Маргарита, что ж ты делаешь! - простонал Гаспар сквозь стиснутые зубы, из последних сил пытаясь сохранить лицо. - Hу только я настроился осенить тебя благодатью...
- А, так сейчас это называется "осенить благодатью", ваше преподобие? А матушка аббатиса про это знает? - с деланным простодушием спросила Марго.
- А кто побежит к ней с докладом? е я, и не ты, и уж конечно, не Корбо, - Гаспар жестом указал на вороного.
- о, ваше преподобие....
- К черту преподобие - Гаспар! И говори мне "ты"! Ты такая красивая, Маргарита! - он опять вознамерился ее облапить, но, получив коленом в самое чувствительное место, вынужден был разомкнуть объятия.
- Hу, теперь понял? ("Еще не хватало, чтобы он за мной поволокся, а мамаша Онорет ревновать вздумала!") Хорош святоша!
- Hумм! Ох! Черт бы тебя подрал, треклятая потаскуха!
- Я, хоть и потаскуха, да соображаю, что всему свое место, отпарировала Маргарита, недвусмысленно постучав себе пальцем по лбу. - А вы, господин аббат, готовы хоть среди бела дня, хоть под открытым небом. А если проедет кто?
- Поглядите-ка на эту мамзель Для-Всех, которая корчит из себя недотрогу!
- Обижаете, святой отец... - бывшая девка покачала головой. - Всем известно, что я раскаялась, обратилась к Господу, и порвала с прошлым!
"Агнец Божий"(лат) - последняя часть заупокойной службы.
- Знаю я, как вы рвете! - огрызнулся Гаспар, но руки распускать больше не стал. Он бы не задумываясь добился своего силой, если бы застал на поляне какое-нибудь эфирное создание, способное только визжать и взывать к Богоматери. о с Марго, решительной, рослой, сильной женщиной - аббат даже на каблуках был ниже ее на полголовы - поневоле приходилось считаться. Сознание своего бессилия приводило его в бешенство, а бешенство подхлестывало желание. о Марго была права: место для плотских утех он выбрал не самое подходящее. - Слушай... - он попытался взять ее за руку, но она вырвалась. - Hу, не бойся! Прости, я потерял голову, когда увидел тебя... ("Давай, давай, работай языком, красавчик!")
