Деньжат скопил Мишаня, подумывая вскорости свое дело открыть. Одна загвоздка – помощника нет. За товаром уедешь – лавку закрывать надо. Позарез нужен помощник, да только где его найти? Вспомнил Мишаня слова Аникея, что хороший приказчик на каждом углу не валяется. Прав был Аникей.
Жалко Мишке купца – быстро постарел Аникей за год, сдал, все чаще про болезни свои заговаривать стал. Видел Мишка – тяжело уже ему даже в лавке одному управляться. Дальше без помощника – никак. И дело свое открыть Мишке хотелось, и уходить от Аникея было жалко. Ведь купец его в люди вывел. Оставь его сейчас Мишка – захиреет Аникеева лавка, потому как сам ездить за товаром он не сможет. А деньги, сколько бы их не накопил, имеют свойство кончаться, если кубышку не подпитывать.
Но с весны все начало меняться. Взять хотя бы первую после зимы ходку за товаром. В лавке уже пустовато стало, и Мишаня едва дождался, когда с рек лед сойдет. Реки полноводны были, течением несло сучья, упавшие деревья и другой мусор.
Кормчий Павел, едва Мишаня заикнулся о ходке, почесал затылок:
– Опасно! С деревом-топляком столкнуться можно. Пробоины от них такие, что ушкуй вмиг затонет – едва успеешь за борт спрыгнуть.
– А впередсмотрящего посадить?
– Не учи ученого. Только и он не всегда топляк под водой разглядит. Ладно, давай попробуем потихоньку.
Трудная ходка выпала. Ушкуй с трудом уворачивался от полузатопленных деревьев, впередсмотрящего обдавало брызгами холодной воды. Помогало лишь то, что Павел помнил наизусть все отмели, повороты да еще глубины по-весеннему полноводной реки.
На волоке их ушкуй оказался первым после зимы.
Неплохо продал свой товар Мишаня – обозы после зимы уже не ходили, а судоходство толком еще не началось, и потому приезжих купцов-конкурентов было мало. Закупился на все деньги и – в обратный путь. Течение встречное, сильное, ветра нет – парус не поставишь. И пришлось команде на веслах сидеть, работая до седьмого пота и кровавых мозолей на ладонях.
Уже когда в Вятку вошли, заметили на правом берегу человека. Увидев ушкуй, он стал размахивать руками и что-то кричать, явно стараясь обратить на себя внимание.
Павел посмотрел на Мишаню.
– Что делать будем?
– Подойдем поближе. Узнать надо, чего он хочет.
Когда подошли поближе к берегу, стало видно, что это башкир. На голове – национальный головной убор колаксын – шапка, отороченная мехом дикой лисы, халат, расшитый орнаментом. Человек был явно не из бедных.
– Эй, урус, купи невольницу – задешево!
– Зачем она мне?
– По хозяйству помогать будет – не знаешь, зачем невольница нужна?
– Не надобна!
– Тогда я ее утоплю!
Ушкуй стоял в тридцати аршинах от берега – приходилось перекрикиваться. Павел опасался подходить ближе – вдруг это засада, а разговор о невольнице – приманка.
– Зачем в поход брал, если утопить хочешь?
– Конь пал, везти не на чем.
Объяснение правдоподобное. Только невольников всегда пешком гнали. Скорее всего, единственная причина – грязь. На лошади, и то с трудом пробраться можно, да и то – если ехать не по дороге, а по траве, где земля еще держала.
– Ладно, что хочешь за невольницу?
– Пять таньга.
Мишаня пересчитал последние оставшиеся монеты – всего четыре.
– Четыре дам.
Башкир задумался на мгновение:
– Ни тебе, ни мне – четыре с половиной!
– Нет у меня столько – только четыре! С ярмарки иду, все деньги в товар вложил. Богом клянусь!
Башкир скривился, как будто лимон раскусил.
– Э-э-э, давай!
– Ты хоть невольницу покажи, – вмешался Павел, – вдруг это старуха немощная!
– Твоя правда, смотри товар!
Башкир махнул рукой. Из-за кустов вышел еще один башкир – в драном войлочном халате. Он тащил за волосы молодую девушку – девчонку почти.
– Смотри, урус!
Лицо девчонки было в синяках, одежда местами порвана.
– Дяденьки, спасите от поганых! – взмолилась девушка. И тут же получила от башкира кулаком в спину.
– Молчи, невольница, а то я тебе язык отрежу! Видишь, мужчины разговаривают!
Ушкуй подошел поближе к берегу, но не пристал. Михаил оторвал кусок ткани, завернул монеты и бросил их на берег. Башкир в колаксыне ловко поймал монеты на лету, развернул, пересчитал.
