Они оба помолчали.
– Однако мне кажется, – сказал в конце концов Рико, – что Монтус в данный момент самая маленькая из наших проблем.
– Какая же большая?
– Прежде всего: в наших рядах завелась крыса. Наши грузы страдают в два раза чаще грузов других семей. И страдают не от гангстеров – их конфискуют федералы и местная полиция. Мне кажется, мы еще какое-то время сможем это терпеть, потому что в нашей Семье все добытчики. В смысле, мы нацелены на прибыль. И еще у нас есть ты.
Джо покосился на него:
– И ты.
Рико хотел возразить, но потом просто пожал плечами:
– Ну да. Справедливо. Я приношу прибыль.
– Рико, ты приносишь двадцать процентов от общего дохода Семьи.
Рико сдвинул шляпу на затылок и выпрямился:
– Джо, сейчас все, собираясь вокруг своих костров, рассказывают страшилки. Самые разные.
– О крысе?
– О нашей организации в целом. Мы кажемся слабыми. Мы кажемся дозревшими для того, чтобы нас сожрали.
– Кто?
– С кого бы начать? Парни Санто, например.
Джо не стал с этим спорить. Санто заправлял Итальянским общественным клубом на Седьмой авеню и в последнее время казался очень голодным. Голодным и злым, что всегда плохое сочетание.
– Кто еще?
Рико закурил, выбросил спичку в окно.
– Этот паршивец из Майами, как бишь его? – Он пощелкал пальцами.
– Энтони Кроу?
Рико утвердительно нацелил на него палец:
– Ник Пизано знает, что должен отдать ему большую территорию, и лучше не тянуть, иначе Энтони заявится к Нику Пизано и потребует сам. И Ник вполне мог подкинуть Энтони идею поживиться за наш счет.
– Кроу не чистокровный итальянец. Он не может ничем владеть.
– Извини. Придется тебя огорчить – чистокровный. Его родители, приехав, поменяли фамилию, они были Крочетти, или что-то в этом роде, однако этот паршивец может проследить свои корни до самой Сицилии. Он умный, у него есть связи, и он недоволен своим местом за столом. Он хочет завести свой собственный обеденный зал.
Джо обдумал его слова.
– Нет, мы не настолько слабы. Пусть сейчас мы немного пошатнулись, ладно. Со всеми бывает. Доходы упали у всех из-за этой проклятой войны и этого идиота-нациста с дурацкими усами. Но мы по-прежнему контролируем богатейший порт в стране, контролируем потоки наркотиков в половине штатов, игорные дома – в четверти, а грузовые перевозки – чуть ли не по всей стране.
– У нас дома нет порядка, – сказал Рико. – И все об этом знают.
Джо не спеша закурил сигарету. Не спеша опустил стекло, чтобы вышел дым.
– Ты говоришь о предательстве, Рико?
– Что?
– Хочешь сказать, пора сменить босса?
Рико уставился на Джо, смотрел долго, а потом поднял руки, сдаваясь.
– Нет, черт побери. Дион – наш босс, и все на этом.
– И все на этом.
– Понимаю.
– Но?
– Но кто-то должен с ним переговорить, Джо. Кто-то, кого он послушает. Кто-то должен…
– Что?
– Заставить его снова взять бразды правления. Заменить Диона? Да его все любят. До сих пор любят, однако он вроде как уже ничем толком не управляет. Ты меня понимаешь? Я лишь хочу сказать, что ходит много нехороших слухов.
– Каких, например?
Рико на минуту задумался.
– Всем известно, что у босса проблемы с картами. И с лошадьми. И с рулеткой.
– Известно всем, – согласился Джо.
– А то, что он сильно похудел за последние годы? Люди думают, что он болен. И вот-вот умрет.
– Не умрет. Дело в другом.
– Я-то знаю. – Рико несколько раз стукнул себя по носу. – Однако за пределами Семьи это известно далеко не всем. И что ты можешь сказать людям: он не умирает, он просто крепко подсел на белый порошок? – Рико снова вскинул руки, как будто сдаваясь. – Джо. Я говорю это только между нами и при всем уважении.
Джо сидел молча, предоставляя Рико время, чтобы понервничать.
– Я согласен, что в твоих словах есть некий резон, – проговорил он в итоге. Бросил взгляд на своего спутника. – Хотя у тебя нет права об этом говорить.
– Думаешь, я сам не знаю? – Рико вышвырнул сигарету в окно и испустил долгий, медленный вздох. – Я люблю наше дело. Понимаешь? Я чертовски его люблю. Мы просыпаемся каждое утро, чтобы найти новый способ обвести систему вокруг пальца. Мы ни перед кем не преклоняем колени, не ходим строем. Мы, – он нацелил указательный палец на приборную панель, – сами создаем свою жизнь, создаем свои правила, создаем свой путь, как полагается мужчинам. – Он ссутулился. – Мне чертовски нравится быть гангстером.
