Удары протяжного гонга раскатами эха пронеслись по ущелью. Со всех сторон сбежались партизаны, на скалу вышел Лю Ин-сйн. Рядом с ним стоял прискакавший гонец.
С почтительным поклоном гонец передал старику тяжелую кожаную сумку.
- Братья, слушайте вести, - провозгласил Лю Ин-син, вынимая из сумки пакеты и свертки бумаг. - Сейчас нам станет известным, что происходит в мире.
Из сумки выпало несколько газет на японском, китайском и английском языках. Подошедший вместе с Джамбоном Висковский поднял газеты и хотел передать их Лю Ин-сину, как вдруг ему показалось, что туман застилает ему глаза. Он покачнулся, приблизил газету к самым глазам и, ошеломленный, схватился за сердце:
- Профессор, смотрите, не сошел ли я с ума?
Джамбон взглянул на газету и вскрикнул. Подбежавший Телятников, не понимая, что случилось, тоже заглянул в газету и, побледнев, во все горло закричал:
- Русалка! Сестра! Граня!
На первой странице газеты был напечатан портрет Грани. В расшитом японском кимоно Граня улыбалась, и над портретом чернели огромные буквы заголовка:
«Она счастлива, что вырвалась от большевиков».
- «…что вырвалась от большевиков»… - прочел Висковский.
- Вы издеваетесь надо мной! - вскрикнул Телятников, вырывая из рук Висковского газету. - Этого не может быть! Но… но… кимоно… Она улыбается!..
Схватившись за голову, Телятников упал на колени. Он смотрел на портрет, переворачивал, теребил газету и скрежетал зубами, беспомощно обращаясь к Висковскому.
- Газета выходит в трех изданиях, - сказал Джамбон. - Смотрите, всюду ее портреты и одна и та же заметка. - И Джамбон прочел: - «Вырвавшаяся из СССР молодая спортсменка Г. Телятникова переживает сейчас самые счастливые часы пребывания за пределами страны большевиков. Стоит взглянуть на портрет, чтобы понять ее искреннюю радость…»
- Довольно! - в ужасе перебил Телятников. - Я не вынесу!.. Граня… неужели это она?
- Да, это ваша сестра, - гневно подтвердил Висковский. - Это она!
В отчаянии Телятников на мельчайшие куски разорвал газету и бессмысленно осмотрелся вокруг.
В суровом молчании стояли партизаны. Они не понимали, но чувствовали, что произошло несчастье.
Закрыв глаза, Телятников согнулся, точно под ударом, но потом, опомнившись, он с трудом поднялся на ноги и, не глядя на геолога, холодно спросил его:
- Я не расслышал: вы, кажется, что-то сказали?
- Я сказал, - ответил Висковский, - что это ваша сестра…
Телятников гордо вскинул голову:
- В таком случае, вы ошибаетесь: я не знаю ее! Подлая предательница не может быть моей сестрой!
* * *
- Горе, великое горе! - беспрерывно твердил этот день Джамбон. - Сколько несчастий! Где мой Ли Чан?
Ночью Висковский пришел к твердому решению покинуть ущелье и сообщил об этом Джамбону.
- Но Ли Чан… - простонал ученый. - Как быть?.
- Остается верить ему, он ведь написал…
- Совершенно верно, - согласился Джамбон. Я еще не имел случая разочароваться в верности моего Ли Чана. Да, да мы поедем…
Глубокой ночью Висковский услыхал голос Телятникова.
Невдалеке от палатки кинооператор с кем-то разговаривал.
- Лю, - говорил Телятников, - ты… ты никогда не будешь изменницей… Но она… она! Лю, я сойду с ума!..
Голос Телятникова оборвался, и геолог услыхал тяжелые рыдания.
…На следующий день осунувшиеся, истосковавшиеся путешественники, сообщив Лю Ин-сину о своих намерениях, стали собираться в дорогу.
- Почтеннейший Лю Ин-син, - отведя вождя партизан в сторону, робко сказал Джамбон, - вспомни;, я просил тебя разыскать мне таинственных…
- То, что обещал Лю Ин-син, нерушимо, как камни гор… Позовите Хэ Мо-чана, - ударив в ладоши, сказал старик.
Немедленно на его зов явился древний Хэ Мо-чан, которого ученый видел в первый день прибытия в ущелье.
- Хэ Мо-чан, - с необыкновенным уважением произнес Лю Ин-син, - ему сто сорок лет. Он дед наших дедов. Он знает все тайны гор, он провел нас в эти недоступные ущелья. Ему известны все тайны, - повторил Лю Ин-син и, возвысив голос, обратился к старику: - Хэ Мо-чан! Настал час, ты проведешь ученого в Долину Смерти и Пещеру Снов.
- Син. Повинуюсь, - сказал Хэ Мо-чан. Ноги его дрожали в мохнатых сапогах из волчьего меха.
